Обмена не будет: почему Украина не забирает своих Героев?

После начала переговоров об обмене пленными в минском формате процесс резко затормозился. Каждый наш военный и гражданский заложник превратился в политический аргумент в «разговоре» между Украиной и Россией. И пока те, кто играет в политику, ведут бесполезные беседы в мраморных залах с хрустальными люстрами, сотни патриотов Украины сидят в сараях, подвалах и ямах на территории самопровозглашенных республик, подконтрольных террористам.

С начала 2016 года украинская сторона никак не может договориться об обмене. По словам участников переговоров в белорусской столице, процесс все время срывается. Стороны то и дело обмениваются взаимными обвинениями.

Последние новости с нашей стороны: Украина настаивает на обмене в формате «двадцать пять на двадцать пять». В списке военные и гражданские, местонахождение которых известно украинской стороне.

Год в плену танкиста Ивана

В нем, возможно, есть и фамилия 24-летнего танкиста Ивана Лясы. Он вместе с другим членом экипажа, Богданом Пантюшенко, попал в плен близ Донецкого аэропорта во время боя в поселке Спартак 18 января 2015 года.

«Последний раз мне сын звонил после очередного боя у аэропорта. Сказал, что бой был тяжелый, но они держат оборону, – рассказывает нам его мама Татьяна Ляса. – Потом я узнала от очевидцев, что во время следующего боя танк Ивана был подбит и их с Богданом взяли в плен. Но тогда я этого не знала. В последней смс он мне написал: «У меня все хорошо. Потом перезвоню». И три месяца молчал. За это время я объездила все, что могла».

Мама Ивана – простая женщина. Живет с детьми в селе Пашева Ровенской области. У нее нет Интернета, как и возможности покинуть свой дом, уехав на поиски. Пока старший сын был в плену, семья потеряла отца. Теперь Татьяна не может ездить в Киев часто – не на кого оставить трех несовершеннолетних детей-школьников, младший из которых учится в третьем классе. Новости узнает от отца Богдана Пантюшенко. «Они ближе живут, в Белой Церкви, им легче в Киев приехать. Я же не могу бросить детей. Тем более мы сейчас одни», – говорит мама танкиста.

Умер и ребенок Ивана. «Они с этой девушкой не были расписаны. Но малыш носил фамилию Ивана», – уточняет Татьяна.

Иногда сыну удается позвонить матери. «Спрашивает только, как дела дома. И больше ничего, – продолжает женщина. – Я о нем мало что знаю. Сказал, что как приедет домой, то я увижу, каким он стал. Он в голову был ранен… как-то сказал, что сильно голова печет. Зубов почти нет – все повылетали». При этих словах голос Татьяны становится глухим, слышно, что слезы не дают говорить. «Я когда говорю об Иване, всегда плачу. Вы уж простите меня… Я должна выплакаться, – говорит она. – Я искала его. Но не могла найти все три месяца. Только потом мне показали видео. На нем трое ребят, их выводят из подвала. Среди них был мой Иван. Он говорил по-русски: почему нельзя договориться, чтобы не было войны».

Мы тоже нашли это видео – белорусского телеканала. На нем, как говорит журналист, окраина Донецка и объект строгой секретности – за высоким забором – бывший склад, а ныне база, где содержат украинских пленных. На разговор выводят танкистов, попавших в засаду. Ребята дают немногословные интервью. В них – слова о том, что Украина о них забыла.

«Не забывайте обо мне, – говорит нам Татьяна Ляса. – Может, у вас будут новости о моем Иване…».

Ныне известно, что Иван Ляса содержится в здании донецкого СБУ.

Потерянный полковник Безъязыков

Всего же, по словам уполномоченного Президента Украины по мирному урегулированию войны на Донбассе Ирины Геращенко, самопровозглашенные республики удерживают 133 наших человека. Она говорит: это те, кто находятся как на оккупированной территории, так и в РФ. А вот волонтеры называют иные цифры – от трехсот человек до двух тысяч. Среди них пленные и пропавшие без вести, военные и гражданские.

«Одно дело – это разговор о тех, кто официально по спискам находится в плену. А есть же ребята, которые ни в каких списках не значатся – кто-то работает на копанках, кого-то переправили в Россию, в частности в Ичкерию, Чечню», – говорит нам волонтер Ирина Петренко. Ее муж Владимир дважды был в плену у террористов. И каждый раз его удавалось освободить собственными силами – благодаря личным связям и договоренностям. А еще и железному характеру.

«Такие ребята считаются без вести пропавшие, но на самом деле они живы, – продолжает она. – Но их никто не ищет. Даже «ДНР» не знает о том, что у какого-то Васи работает десяток пленных, в том числе и военных. Да им даже не интересно. Есть случай, когда ребята звонили домой, приблизительно описывали местность, где они находятся, родственники приходили в СБУ, а там говорили, чтобы родные не верили звонкам, мол, это сепаратисты деньги требуют. А ведь никто ничего не требовал, и связи с этим номером тоже после этого уже не было. Как решать вопрос таких людей, сказать сложно. Государство, грубо говоря, от них отказалось. Только волонтеры собирают списки пропавших без вести и собственными силами разыскивают их. Как и их матери. Вы только представьте, есть такие близкие пропавших без вести, которые сами объездили уже и Луганскую, и Донецкую области в поиске своих детей! Я знаю такую женщину, которая общалась и с Захарченко, и с Плотницким. И она не одна такая!»

Уже почти полтора года своего мужа Ивана Безъязыкова ищет Маргарита Кушнирова. Начальника разведки корпуса нет в самых последних списках на обмен. Женщина вообще сомневается, что он в них когда-то был.

«Муж здесь не нужен», – так и говорит нам она.

Полковник, начальник разведки 8-го Армейского корпуса из Житомира, Иван Безъязыков попал в плен 18 августа 2014 года под Степановкой Донецкой области. Пошел на переговоры, чтобы забрать раненых солдат и тела убитых. Его с двумя сослуживцами взяли в плен чеченцы. Затем Безъязыков оказался в Донецке в здании СБУ. С мая прошлого года родные потеряли с ним связь.

«В СБУ мне говорят: «Ваш муж – это номер один, мы так о нем говорим» или «Он – красный стикер на моем столе», – рассказывает в интервью АСН Маргарита. – Я понимаю, что, возможно, его освободить тяжело – он и в звании, и на такой должности… Хотя на этой должности он был буквально пару месяцев до поездки на Восток. Я допускаю, что та сторона будет до последнего его держать и требовать несусветное. Но главное – с нашей стороны я не вижу особого желания освободить этого Безъязыкова».

«Мой муж очень доверял непосредственному руководителю – генералу Петру Литвину, – продолжает она. – И я себе представляла наш с ним разговор: звонит он, говорит, что Иван попал в плен, но они приложат все усилия, чтобы его освободить. Но он мне не позвонил. Никто даже не сказал, куда делся командир корпуса. Возможно, не хотели шумихи, хотели скрыть, замять».

Иван РудякО полковнике мы спрашиваем у главы общественного совета при СБУ Ивана Рудяка. Тот говорит, что знает о таком заложнике, но его местонахождение ведомству ныне не известно. Но это, с его слов, не означает, что Безъязыкова не вносят в списки на обмен.

«Вы понимаете, мы им даем заявку на кого-то и запрашиваем кого-то несколько раз подряд, но нам его не отдают, потому что на той стороне считают, что он нам очень нужен и будет торг, – поясняет АСН Иван Рудяк. – На Безъязыкова мы делали запрос несколько раз. А сейчас тактично решили, что мы забираем всех и для нас нет разницы, в каком порядке будут идти фамилии… Мы готовим всех на всех, как было по Минским договоренностям».

В минском формате

Формат «всех на всех», указанный в тех самых Минских договоренностях, если не абсурдный, то точно далек от реальности.

Оксана Билозир«Формула «всех на всех» выписана именно как формула, но не прописана как механизм, – говорит АСН Оксана Билозир, которая уже полтора года ведет переговоры об обмене пленными. – Всех, это кого? Всех, кто принимал участие в военных действиях? Или тех, кого привлекли к ответственности, относительно кого были проведены процессуальные действия по подозрению в разведке? Мы в основном забираем военных Вооруженных сил Украины, которые попали в плен. Забираем журналистов, волонтеров, гражданских. И вот потому, что не было прописано, кого на кого надо менять, в минской группе начались манипуляции. Вы же слышали их заявления, мол, открываем все СИЗО и отпускаем людей».

Все переговорщики и волонтеры, с которыми удалось пообщаться АСН, говорят нам об одном – с того времени, как стали обсуждать обмен пленными на минской группе, он резко затормозился.

«Когда этот процесс не был заведен в Минск и там не обсуждались конкретные списки, велась гуманитарная работа между людьми, – продолжает Билозир. – С обеих сторон есть родственники, которым необходимо видеть своих детей дома. И когда я впервые договорилась об обмене между СБУ и компетентными представителями на той территории, я пришла с куклой-мотанкой – символом и оберегом семьи. Я говорила, что мы делаем гуманитарное дело и что это наши дети. И это мотивировало возвращать детей домой. Это был такой гуманитарный уровень. Даже гуманный. А в Минске обмены перешли в политическую часть, как исполнение обязательств политических соглашений. И, конечно, если политическая часть срывалась, то автоматически она тянула за собой и срыв договоренностей касательно заложников».

«Главные проблемы появились тогда, когда на минской группе уже начали комментировать списки, – уверена Оксана Билозир. – Потому что провести обмен не так просто. Мы видим финальную часть, которою мы ждем. А для того, чтобы составить список, который будет завизирован с обеих сторон, проводится большая дипломатическая, психологическая работа. Это очень тихий, скрытый, никем не обсуждаемый процесс. И очень сложный. Идет большая поисковая работа. Например, мы хотим конкретных ребят, а те заявляют, что всех из нашего списка у них нет. Мы начинаем их искать. Или девять есть, а десятого нет, или мы не можем дать. Ведется тихая работа по замене этой фамилии на другую. И вот, когда этот скрытый процесс стал публичным, посыпались взаимные обвинения, процесс приостановился. Обмен не может быть пиаром для кого-то. В этом вопросе нет героев и нет геройских поступков. А только человеческий долг – сделать каждому то, что он может».

Месяцы без обменов

Последний обмен состоялся два месяца назад. 30 ноября был освобожден начальник отделения разведки 81-й десантно-штурмовой бригады ВСУ Андрей Гречанов, известный по позывному «Рахман». На ту сторону был отдан кадровый российский военный – майор Владимир Старков. Его задержали в Донецкой области 25 июля: остановили на блокпосту за рулем «КамАЗа», в котором он перевозил боеприпасы. 25 сентября Старков был приговорен к четырнадцати годам лишения свободы. После освобождения Президент Петр Порошенко традиционно лично встретился с бывшим заложником. Тогда же он рассказал, что обменять удалось лишь с восемнадцатого раза и что успех операции стал возможен благодаря привлечению к ней коллег по «нормандскому формату» – канцлера Германии Ангелы Меркель и президента Франции Франсуа Олланда.

Далее было несколько встреч в Минске. Все ждали анонсируемого большого обмена до Нового года. Но он так и не состоялся. Затем в Минске была названа другая дата – до 20 января этого года. Но и она оказалась вскоре просроченной. После обе стороны заговорили не об обменах, а об обоюдном невыполнении Минских соглашений.

Почему же остановился обмен?

Первая возможная причина – шантаж Украины со стороны лидеров самопровозглашенных республик.

Накануне одной из встреч в Минске в январе представитель так называемой «ДНР» в контактной группе Денис Пушилин сказал, что обмен пленными может произойти до конца января. Но только при условии, что «переговорщикам удастся достичь понимания по этому вопросу».

«Понимание» – это гарантия ненаказуемости? Президент Украины 1994-2005 годов Леонид Кучма в интервью одному из изданий заявил, что затягивание процесса обмена пленными для террористов – это «ниточка влияния на Украину, которую они боятся потерять», а главное требование боевиков – полная амнистия для них.

«Фактически с нами собираются говорить с позиции шантажа и меняют условия», - говорит советник главы Службы безопасности Украины Юрий Тандит.

Вторая причина – террористам не нужны обмены.

«То, что я чувствовал во время переговоров, когда сам был на встречах в Минске, это то, что та сторона не заинтересована в обменах ни в каких форматах, – комментирует АСН Иван Рудяк. - Ключевая их задача – затягивать и использовать это как разменную монету, за которую можно будет потом получить для себя какие-то политические привилегии. Все договоренности они нарушали всегда, при каждом обмене. Ключевой момент – их не интересует судьба людей, которых мы им отдаем. Нам звонят их жены и матери и говорят о том, что та сторона в них не заинтересована. И еще в «ДНР» не осталось мотиватора, который бы мог объяснить, что происходит и что будет дальше. Сегодня боевики только и рассказывают о полутора тысячах людей, над которыми мы тут издеваемся. Хотя у нас и близко стольких нет. А еще и используют разные провокации, чтобы держать градус. То есть говорят, что это мы их атакуем и не хотим менять. Хотя на самом деле за последние несколько месяцев, как я занимаюсь этим вопросом, это с той стороны всегда подрывали все обмены, даже когда речь шла о больных людях. Для того чтобы забрать десять человек, мне лично пришлось ехать в Донецк и выторговывать там».

Третья причина – по заявлениям террористов, Украина не выполняет договоренности. Эти слова нельзя просто отвергать, следует разобраться, кого те хотят взамен наших военных, какова их судьба и по каким причинам они находятся под следствием.

Александр Кудинов«В донецком СБУ - 32 человека. Дайте мне два человека на обмен, я предупрежу ту сторону и привезу двоих наших. Того же Колодия (Тарас Колодий – киборг из Донецкого аэропорта. - Авт.) и других, – говорит правозащитник Александр Кудинов. – Потом давайте следующих. Я за месяц привезу всех. И я вам скажу: никто там наших бойцов не держит – всех готовы отдать».

Он – бывший милиционер, со времен начала войны на Донбассе помогал людям покинуть зону боевых действий. Он был похищен террористами в конце сентября 2014 года в Донецке. А уже 27 октября 2014 года в своем Твиттере Президент Петр Порошенко написал: «Освобожден из плена 21 человек. Среди них правозащитник Александр Кудинов…».

«Но мне должны дать тех, кого просит та сторона, а не те списки, которые подает Украина, – продолжает он. – Почему они не обращают внимания на большие списки с нашей стороны, потому что большинство людей в них ту сторону не интересуют. В них люди, которые к «ДНР» не имеют никакого отношения. Кто-то, например, смотрит российский телеканал: «Россия – классно, «ДНР» – классно», все, ему наручники надели и он пойдет на обмен – потому что ему тут угрожает срок – от восьми до 15 лет. И с той стороны какой-то кум, брат, сват говорит «ДНРовцам», мол, давайте вытаскивать – будет наш человек. Сотрудника предприятия, на котором я раньше работал, задержали бойцы батальона «Киев-2» и передали в «Азов». За него требовали обмен – «ДНРовцы» дали, человека освободили, он сел и поехал в Киев на работу. Вот такие обмены были».

Еще одна возможная причина остановки обмена – настоящие переговоры об этом не ведутся, а минский формат - неэффективен. Об этом, в частности, заявляет и Кудинов.

«Украинская сторона должна работать над обменами. А она привыкла ничего не делать, а потом пиариться, – уверен он. – Когда я вышел из плена, я пробыл дома четыре дня, пока Президенту доложили, что я вышел». Он имеет в виду, что украинская сторона не спешит организовывать поиск на той стороне, чтобы узнать, живы ли те 133, о которых говорил Кучма, кивают на Красный Крест. «Там надо работать агентуре, разведке, эту информацию надо покупать», – говорит волонтер.

«Сейчас в процессе обмена пленными нет тех людей, которые могли бы эффективно работать. Это не производственная задача: сказали, ты пошел и сделал. Это задача тех, кто это умеет делать. И политика тут ни при чем. Сейчас в донецком СБУ сидит Петренко. Он – гражданский, и у него гепатит С. Его обвиняют в шпионаже в пользу иностранных государств, коим там считают Украину. Я по его поводу дважды ездил в Киев, просил, чтобы мне дали человека на обмен, мне даже обещали, но никого не дали. Сказали, что будет большой обмен. Такого не будет. А Петренко может умереть».

Мы спрашиваем у представителя СБУ, что мешает сейчас ехать уполномоченным украинской стороны в Донецк и договариваться?

«Во-первых, это очень небезопасно и рискованно, – говорит Рудяк. – В прошлый раз я заехал без разрешения и увидел первых лиц, которые руководят группировками. А во-вторых, есть представители той стороны тут, которые накручивают ситуацию. Перед Новым годом нам обещали, что должен состояться обмен 25 наших людей. Но нас только кормили конфетой, а людей не отпускают. Я же уверен, что у них нет такой цели и они будут делать все для того, чтобы процесс затянуть. По этой причине я предлагаю руководству службы, всем, кто этим занимается, более активно требовать и выносить вопрос обмена на прозрачный, международный уровень».

Поиски продолжаются

Ирина Геращенко на своей странице в ФБ рассказала о результатах встречи в Минске 27 января: «ОРДО (отдельные районы Донецкой области. – Авт.) предложили освобождение в формате «шесть на три» (они готовы отдать только трех)… А на мой вопрос, почему одного нашего военного должны освободить, а при этом в тюрьме должны оставаться три его друга-собрата, с которыми они уже год в неволе, и как это объяснять мамам и женам, почему в их списке нет нашего героя-киборга, ответа нет. Мы стоим на позиции – освобождение 25 Героев (гражданских и военных), которые имеют проблемы со здоровьем и чье местонахождение нам известно, из предлагаемого нами еще 6 января списка и предлагаем вокруг этого искать компромисс».

Ирина Петренко«Она не должна была этого говорить!» – уверена Ирина Петренко. Волонтер говорит, что каждый день в плену – это испытание. И если бы удалось освободить хотя бы одного украинского военного, его надо было освобождать.

«За каждым нашим военным – честь украинской армии и честь Украинского государства», – говорит Оксана Билозир.

Итоги встречи в Минске 27 января объясняет нам Иван Рудяк: «Во-первых, они просят шесть, а предлагают три, хотя они обещали нам 25 человек, которые больные и тяжелые. Во-вторых, если мы согласимся и начнем готовить обмен, то где гарантия, что они не изменят свое мнение, не скажут, давайте, скажем, «десять на двенадцать», а о том забудем. Поймите, для них не имеет значения, сколько на сколько. Главное, запутать этот процесс, чтобы никто ничего не понял. И это происходит каждый раз – у нас на это все есть документальное подтверждение. Знаете, иногда как бывает? Договариваемся, например, один на один. Мы берем человека, родственников, скорую помощь, потому что там больной человек, едем на границу, ждем неделю. А они забывают про этот обмен – «нет, такой не подходит, будет другой». Поэтому, я уверен, Ирина Владимировна и не идет на подобный разговор. Она им ответила, что договаривались освободить 25 ребят, а они забыли об этом разговоре. Мы стараемся, чтобы они выполняли заранее спланированное и доводили все до конца».

Волонтеры, которые последние полтора года занимаются поиском и обменом пленных, говорят, что после создания единого центра при СБУ и переноса разговора об обмене в Минск они руки не опустили.

«По-тихому пытаемся вытаскивать, если получается», – говорит Ирина Петренко. В первую очередь речь идет о тех людях, которые не значатся в официальных списках.

«Я занимаюсь обменом вне минского процесса, – добавляет Оксана Билозир. – У меня есть постоянные люди, с которыми мы проводим переговоры. Сейчас они, правда, упираются в минские встречи. И если там возникают какие-то договоренности, то нам становится труднее. Я буду в этом процессе, пока последний наш герой не вернется домой».