Темы, связанные с экологией и недрами, — не сходят со страниц СМИ. Так же, как и коррупционные скандалы вокруг них. О том, что сейчас происходит в стране, какие основные экологические риски, работают ли сейчас коррупционные схемы, наработанные при прежней власти, и о многом другом в интервью «Аналитической службе новостей» (АСН) рассказала заместитель министра экологии и природных ресурсов Украины Светлана Коломиец.
— Светлана, каким, на ваш взгляд, является состояние экологической безопасности в Украине?
— В общем, ситуация непростая. К тому же, отрасль сложно оценивать из-за отсутствия комплексного мониторинга экологической ситуации во всех регионах Украины. Дело в том, что до сих пор функции мониторинга состояния окружающей среды распылены между одиннадцатью различными государственными структурами.
Каждая из них делает свои исследования и оценки, и сводить их вместе бывает слишком сложно. К тому же, Министерство пока лишено территориальных органов, в результате реформы мы остались, что называется, без рук на местах. Наши департаменты в областях подчиняются ОГА.
Очень плохо, что Гидрометцентр не подчиняется нашему Министерству, как это было когда-то, поскольку это один из самых мощных инструментов для мониторинга состояния окружающей среды. Впрочем, каждый год мы прилагаем максимум усилий для сбора данных из всех источников и публикуем Национальный доклад о состоянии окружающей природной среды. Сейчас готов к печати доклад за 2013 год, собираем материалы для доклада по 2014 году.
Кроме того, каждый регион готовит и предоставляет нам так называемый экологический паспорт региона. На сегодня мы имеем паспорта почти всех областей за 2014 год, дала поручение опубликовать их и подготовить аналитические материалы для граждан, чтобы можно было в простой и удобной форме ознакомиться с состоянием окружающей среды в стране. Другой вопрос — насколько приведенные в этих паспортах статистические данные соответствуют реальному положению дел. По правде говоря, нужно создавать систему постоянного дистанционного мониторинга с помощью современных технологий и отображения информации онлайн в режиме реального времени.
— Неужели нет рейтинга «чемпионов» по загрязнению?
— Первенство традиционно принадлежало восточному региону. Это Запорожье, Кривой Рог, Днепропетровск, Мариуполь. Отдельные точки есть и на западе страны. Прежде всего, речь идет о Калуше и Солотвино.
И мы очень ограничены в получении любой информации с оккупированных территорий Донецкой и Луганской областей. Недавно обратились за информацией о состоянии шахт в Минтопэнерго. Ждем ответ. Сомневаюсь, что есть свежие данные. Реально оценить масштабы сможем лишь тогда, когда эта территория вернется под контроль Украины.
— Международные организации могут помочь с мониторингом в зоне АТО?
— Мы изучаем этот вопрос. Есть намерение обратиться с такой просьбой к ОБСЕ.
— Вы упомянули Калуш. Какие свежие данные из региона?
— Калуш — это уникальное месторождение — чуть ли единственное место в мире, где открытым способом добывают калийную соль.
Недавно мы вместе с группой народных депутатов и экспертов выезжали на место. Ситуация там очень сложная. Затоплен Домбровский карьер, в котором за последние полгода вода поднялась минимум на два метра. Инженерные сооружения не работают, разрушен дренажный обводной канал, хотя в 2010 году средства на его ремонт были предоставлены, также проведены определенные ремонтные работы.
Еще немного — и этот рассол из канала может попасть в реку Сивку, а оттуда — в Днестр. В конце концов, мы можем получить уже международную проблему. Поэтому сейчас нужно работать на опережение и искать поддержку и помощь благодаря сотрудничеству с нашими партнерами в Молдове и Румынии. Прежде всего нужно решить дальнейшую судьбу Домбровского карьера: консервировать ли его как экологически опасный объект.
Поэтому Калуш — проблема комплексная, над которой надо быстро и много работать.
— То есть карьер мог бы функционировать как промышленный объект?
— Да, но в этом случае стоит говорить уже об инвестициях, а не донорской помощи.
В свое время с итальянской компанией был подписан меморандум по развитию производства по переработке рассола и строительства на этом месте завода. Подключив иностранных инвесторов, мы бы вернули объекту промышленную привлекательность, а это уже совсем другой вектор развития. Ведь когда-то завод «Ориана» обеспечивал работой пять тысяч человек. Сейчас же предприятие обанкротилось — там работает только директор. Нельзя не принимать во внимание и позицию местного населения: люди боятся осложнения ситуации и не хотят там больше никакой промышленности.
— Еще одна проблема Калуша — отработанные шахты, пустоты. Что-то делается в этом направлении?
— На этой территории соль добывают почти две тысячи лет. Поляки начали промышленно этим заниматься в начале XIX века. Уже тогда они понимали, какими могут быть последствия от пустот, которые остаются в породе. Поэтому отработанные шахты заполняли методом сухой закладки.
В советское время эксплуатация была крайне жесткой и неумеренной. Поэтому сейчас Калуш и села Кропивник и Сивка-Калушская стоят на большом количестве пустот. Их пытались заполнить пульпой, однако жидкость постепенно испаряется и пустоты возвращаются. Из-за этого дома местных жителей иногда проваливаются под землю. В свое время была утверждена программа отселения людей из этой местности. Но ее не выполняют. Именно народные депутаты поднимали этот вопрос. Нужно будет предоставлять финансирование из госбюджета на следующий год и реализовывать эту программу.
— Коррупционная история с гексахлорбензолом не утихает годами. Есть ли здесь какие-то изменения?
— Видела этот полигон своими собственными глазами. (Недалеко от Калуша находится большой полигон с опасными отходами гексахлорбензола. В 2010 году правительство Азарова объявил это место зоной чрезвычайной экологической ситуации. Для утилизации отходов в 2011 году было привлечено ООО «С.І. Групп Консорт Лтд» — малоизвестную фирму с израильской «пропиской», — авт.). Бочек с отходами уже нет, но запах до сих пор ужасный. В земле гексахлорбензол остается. Рекультивацию не провели: в загрязненный грунт отчасти высадили маленькие елочки вместо сильных взрослых деревьев.
— Подрядчик не выполнил условий договора?
— Скорее эти условия были выписаны не так, как надо было бы на самом деле, потому что документально все сделано правильно.
Правоохранительные органы — прокуратура, СБУ — заводили десятки дел. И не по одному не удалось доказать вину подрядчика. Компания выиграла суды во всех инстанциях, даже суд в США. Наверное, вскоре будет обращаться к Украине для выполнения решения в принудительном порядке.
Для расследования хищения государственных средств при сборе гексахлорбензола было также создано парламентскую Временную следственную комиссию. И создается впечатление, что депутатам тоже вряд ли удастся доказать наличие нарушений. Ждем результаты работы ВСК.
— Вы вспомнили и о закарпатском Солотвино. Известно, что там в соляные шахты проваливаются дома. С этим надо что-то делать...
— Как «скорую помощь» предлагают заполнять шахты водой. Но, конечно, это не решение проблемы, нужен комплексный подход. Мы создали группу, в которую входят эксперты, ученые, чтобы найти выход из этой ситуации. Много лет реально никто проблемой не занимался, поэтому, прежде всего, нужно проанализировать, какое наследство мы получили и какие угрозы это несет для экологической ситуации в регионе.
— Недавно горел лес в зоне отчуждения. Какие последствия? Повысился ли радиационный фон?
— Для территории вне этой зоны пожары не представляли угрозы. Радиационное состояние в зоне отчуждения во время пожара находилось под постоянным контролем. К счастью, метеорологические условия не способствовали распространению дыма с продуктами горения в направлении Киева.
— Премьер-министр Арсений Яценюк ставил вопрос о пересмотре подходов к управлению зоной отчуждения. Что-то новое планируется?
— Нужно понимать, что это очень сложная территория. В следующем году исполняется 30 лет с момента аварии на ЧАЭС. Мы понимаем, что к этому времени уже назрели изменения в подходе к управлению зоной. Мы имеем 2600 квадратных км территорий, которые можно эффективно использовать.
По поручению вице-премьера Валерия Вощевского Министерство разработало свое видение Концепции усовершенствования управления зоной отчуждения и зоной безусловного (обязательного) отселения. Впрочем, к этому вопросу надо подходить осторожно.
Прежде чем принимать какие-то решения, необходимы основательные исследования. Учитывая это, при Кабинете Министров создана Межведомственная рабочая группа экспертов, ученых, общественных деятелей, которая должна внести свои предложения и замечания к Концепции. Надеюсь, уже скоро мы сможем ее представить.
— Реально ли привлечь инвесторов к зоне отчуждения?
— Таких проектов немало. На этих территориях остались мощные линии электропередач. Это позволяет разместить солнечные батареи и создать станции альтернативной энергетики. Инвесторы, которые готовы реализовывать подобный проект, уже есть. Но статус зоны не позволяет внедрять на этой территории никаких инвестиционных проектов.
— Можно там создать научный центр по изучению влияния радиации?
Чернобыльская зона — уникальный объект с научной точки зрения
— Такое предложение также обсуждается. Чернобыльская зона — уникальный объект с научной точки зрения. Из-за ограниченного доступа на территорию, проводить там научные исследования сложно. Ученые отмечают огромную заинтересованность иностранных коллег в изучении изменений, которые произошли в экосистеме региона вследствие воздействия радиации. Но, к сожалению, у нас не на все вопросы есть сегодня ответы, ведь на этой территории не проводят надлежащей научной деятельности.
Есть мнение, что создание там биосферного радиационно-экологического заповедника будет способствовать развитию науки. Мы изучаем опыт соседней Беларуси, и он является позитивным. В то же время, некоторые ученые приводят аргументы против этого. Поэтому нам еще только предстоит определиться с правильным вектором развития этой территории. Повторяюсь, спешить в этом вопросе мы не можем!
— Сегодня уже подзабыли о еще одном большом пожаре — на нефтебазе «БРСМ» под Васильковом на Киевщине. Какая там ситуация сейчас?
— Превышений нормативов содержания нефтепродуктов в пробах поверхностных вод и пробах почв, отобранных и проанализированных Госэкоинспекции в г. Киеве и Киевской области возле места пожара, не зафиксировано.
В то же время, альтернативные исследования, проводимые общественными активистами с привлечением частных лабораторий, говорят о том, что показатели наличия определенных вредных веществ существенно превышают допустимые нормы. Думаю, что в ходе реформы экоинспекции нужно будет в корне изменить методики ее работы и исследований.
В ближайшее время надо организовать вывоз остатков горюче-смазочных материалов с территории базы. Поскольку есть опасения, что эти остатки могут попасть в грунтовые воды. А это сложно, ведь идет следствие. Министерство разработало комплексный план ликвидации последствий аварии и передало его на рассмотрение Кабинета Министров. Но пока не известно, кто непосредственно будет их вывозить. По правде говоря, это должен делать владелец.
— Что же там запланировано?
— Речь идет о ряде мер. Прежде всего, об основательных исследованиях, о бурении специальных скважин, чтобы определить влияние на грунтовые воды. А также дальнейшая ликвидация разливов с использованием сорбентов, биодеструкторив и т.д.
— Средства для проведения таких работ есть?
— Это территория частной компании. Хотя следствие еще продолжается и вина не доказана, есть основания полагать, что ответственность лежит на частных лицах. Почему государство должно за это платить? Хотя не исключаю того, что средства все-таки придется использовать государственные, а потом попытаться получить возмещение от тех, кого суд признает виновным в возникновении пожара.
— Проверяют сейчас подобные объекты, чтобы в дальнейшем не допустить таких ситуаций?
— До мая этого года мы были лишены возможности осуществлять проверки, поскольку действовал мораторий на проверки субъектов хозяйственной деятельности. Пока новый закон о моратории не принят, мы можем это делать, и контролировать хотя бы самые опасные производства. Впрочем, такие объекты могут проверять и другие службы, не только наша экоинспекция.
Во время пожара на БРСМ представители Французского консульства интересовались, есть ли у нас система мониторинга и предупреждения чрезвычайных ситуаций на таких объектах. К сожалению, в стране такой системы нет. Государственная служба по чрезвычайным ситуациям работает уже по факту происшествия.
Мониторинг в режиме онлайн с помощью современных датчиков и своевременное реагирование действительно позволили бы избежать подобных аварий. Ведь когда начался пожар на нефтебазе под Васильковом в ДСНС о пожаре сообщили только через два часа после начала, а должны — мгновенно. Кстати, французы готовы помочь создать эту систему в Украине. Проверки проверками, а современное технологическое обеспечение деятельности стране необходимо.
— В Шостке также было серьезное ЧП. Что там сейчас?
— Там завершены работы по перезатариванию опасных отходов в герметичную тару 150 тонн загрязненных опилок и щепы, 65 тонн растительного слоя почвы, загрязненного химическими веществами, и 770 тонн грунта с остатками опасных химических веществ.
Эти отходы находятся под круглосуточной охраной в пяти местах на территории г. Шостки и Шосткинского района.
Согласно законодательству после завершения досудебного следствия и определения исполнителей работ отходы надо утилизировать за пределами Украины, поскольку у нас нет технических возможностей для утилизации таких опасных отходов. Но одновременно местные власти провели переговоры с Минобороны и выяснили, что один из институтов Минобороны будто бы имеет технологию для утилизации этих отходов здесь, в Украине. Сейчас продолжаются переговоры по организации этой работы. Возможно, проблему удастся решить таким образом.
— Средства на утилизацию выделены?
— Средства на утилизацию выделяли неоднократно, но мы видим, что сделала компания на самом деле вместо утилизации. Еще раз предоставлять средства на одну и ту же работу из госбюджета мы не имеем права. Очевидно, вопрос утилизации должны решать субъекты, чья вина будет установлена судом.
— Что происходит у нас с мусором, знают все. Ответственность за решение проблемы распылена между Минэкологии, Минрегионстроем и местными властями, поэтому у семи нянек дитя без глаза. Все указывают друг на друга. Между тем полигоны растут, появляются нелегальные свалки. Вы видите выход?
— В цивилизованных странах более 80% отходов перерабатывают. На захоронение идет 15—20%. Ситуация в Украине — последствия коллективной безответственности. Например, Минприроды отвечает только за опасные отходы, и это не совсем правильно, поскольку и в обычных бытовых отходах часто есть опасные составляющие. Уже есть проект закона, которым предлагается консолидировать полномочия и ответственность у одной структуры. Это может быть Минприроды, или другое государственное учреждение.
Важно также и другое: определить, что в целом делать с отходами в нашем государстве? Как начальный этап решения проблемы — необходимо вводить систему раздельного сбора отходов. Впрочем, учитывая масштабность проблемы, ее решение требует системного подхода, координации на государственном уровне. Нужно создавать единую систему обращения с отходами в стране, давать стимулы инвесторов приходить в страну и создавать мощности для переработки отходов.
— На отходах всегда зарабатывали. Есть факты разоблачения коррупционных схем?
— Да, была коррупционная схема с отходами тары и упаковки, ее уничтожили, отменив постановление №915. Другая коррупционная схема — с переработкой отработанных масел. Сейчас мы разработали и будем лоббировать принятие в новой редакции правительственного постановления №1221 о порядке сбора, удаления, обезвреживания и утилизации отработанных масел (масел).
— На чем основана схема?
— В Украине примерно три сотни компаний с лицензиями на обращение с отработанными маслами. Большинство из них имеют лицензию только на сбор, перевозку и хранение, лицензию же на утилизацию — где-то десятков семь. Еще меньше компаний имеют реальные мощности для переработки или утилизации масел.
В то же время, при импорте масел на пункте экологического контроля импортер должен предъявить договор с компанией-лицензиатом на сбор и утилизацию и подтверждения оплаты этих будущих работ. В основном такие договоры заключались с компаниями-однодневками, имеющими лицензию. Они принимают оплату, дают откаты инспекторам на пункте контроля, а на самом деле не имеют мощностей для будущей переработки, и даже не намерены собирать отработанные масла.
Поэтому в новой редакции мы предлагаем запретить заключать договоры с компаниями, которые имеют лицензию только на сбор, хранение, транспортировку, и не имеют мощностей для утилизации, ввести строгую систему отчетности импортеров и переработчиков. Потом постепенно провести проверки и лишить лицензий те компании, которые не имеют реальной материальной базы и технологий для утилизации.
— Украина — участница Монреальского протокола по веществам, разрушающим озоновый слой, и мы ежегодно должны уменьшать количество озоноразрушающих товаров. Речь идет о различных аэрозолях, лаках. Удается ли придерживаться взятых на себя обязательств?
— В 2013 году было потреблено 59,40 тонн ОРП (озоноразрушающий потенциал), что свидетельствует о соблюдении нами требований протокола. Сейчас готовим отчет по 2014 году — его надо подать до 30 сентября.
Начиная с 2015 года мы существенно уменьшили квоту — до 16,42 тонн ОРП (для сравнения требование для 2013 года — 86,9 тонн ОРП, в 2014 года — 51,3 тонн ОРП). Конечно, такой резкий переход для украинского производителя довольно болезненный. Учитывая сложную ситуацию в стране, мы должны подумать и о налогоплательщиках, которые обеспечивают поступления в бюджет. Поэтому не исключаю того, что будем вести переговоры об ослаблении требований.
По аэрозолям и лакам. Сектор производства товаров в аэрозольной упаковке был вторым по объемам потребления ОРП среди секторов промышленности Украины. В качестве аэрозольного пропеллента предприятия этого сектора использовали хлорфторуглероды со значительным озоноразрушающим потенциалом. Сюда входят товары парфюмерно-косметической группы (лаки и краски для волос, дезодоранты, лосьоны, духи), инсектициды, бытовые химикаты, автокосметика и т.д., а также медицинские аэрозоли. Еще в начале 2000-х был успешно проведен переход от хлорфторуглеродов к углеводородным пропеллентам. Таким образом, начиная с 2002 года, вся продукция подсектора немедицинских аэрозолей является озонобезопасной.
— Какова ситуация с заповедниками? В частности по завладению участками, строениями...
— Проблем хватает. На тех территориях, где есть правоустанавливающие документы и вынесены в натуру границы, случаев незаконного захвата земель почти нет. Злоупотребляют преимущественно там, где нет четко определенных границ, не изготовлена землеустроительная документация.
По состоянию на сегодня, документы, удостоверяющие право постоянного пользования земельными участками, выданы на 44,4% заповедных земель. Находятся на разных стадиях оформления права постоянного пользования 39% земельных участков. И еще 16% не оформлены вовсе. А это 69 тисяч гектаров.
Проблема и в лесхозах, которые не хотят давать согласие на изъятие земельных участков, и в частых изменениях земельного законодательства, и в постоянных реорганизациях органов власти, которые осуществляют согласование соответствующих проектных документов, и конечно, в финансировании. Чтобы вы понимали, для завершения работ по установлению границ природно-заповедного фонда Украины ориентировочно нужно 1,5 млрд грн., которых в бюджете нет.
— Но в заповедниках есть дворцы и замки. Их можно каким-то образом национализировать и использовать?
— Это незаконное строительство. Оно подлежит сносу. Однако я таких прецедентов не знаю. Надеюсь, это будет следующим шагом после установления границ.
— Еще одна вопиющая тема — янтарь. Министерство прекратило согласовывать получение лицензий на его добычу. Не логичнее ли полностью остановить добычу, законсервировать ситуацию, пока не будет найдено действенных механизмов для решения проблемы?
— Насколько мне известно, сегодня действуют только шесть лицензий по янтарю: две — на геологоразведочные работы, две — на опытно-промышленные разработки и еще две — на добычу. Такое малое количество разрешений — это уже консервация процесса. Если мы будем консервировать и запрещать, то только простимулируем незаконную добычу.
Нужно устанавливать прозрачные правила игры, выдавать лицензии тем, кто имеет мощности для осуществления добычи не теми варварскими методами, которые применяются в настоящее время — с насосами, вручную, — а цивилизованно, карьерным способом, с последующей рекультивацией территорий.
— Что делать с «черными» старателями?
— Если прекращаем нелегальную добычу, должны объяснить перспективы создания легальных рабочих мест. Нужно создать альтернативные возможности и показать их людям. А параллельно усилить уголовную ответственность за незаконную добычу и установить уголовную ответственность за незаконную торговлю янтарем, как это в свое время сделала Польша. Мы общались с местным населением на Ровенщине, ребята говорят, что можно устроиться на работу официально на 6—8 тыс. грн, однако желающих мало — незаконная добыча дает в разы больше доходов, а если кого-то и поймают, то платишь штраф, который можно отбить за несколько часов работы, забираешь помпу и идешь мыть янтарь дальше.
— А с уже поврежденными участками?
— Эксперты утверждают, что помповым методом добывается лишь 10—15% янтаря, остальное остаются в почве. При цивилизованном, карьерном способе добывается 100%. Мы видели, как работает карьер ООО «Солнечное ремесло». Они работают на участке, уже изуродованном черными старателями, однако добывают значительные объемы. Поэтому одна из идей, которую мы обсуждаем сейчас, — это предоставление поврежденных участков для повторной добычи компаниям, имеющим необходимое оборудование и технологии, с последующей рекультивацией территории.
Также есть предложение создать местный фонд на рекультивацию, где бы аккумулировались отчислении компаний, занимающихся разведкой и добычей солнечного камня.
— Реально ли сейчас оценить янтарный потенциал Украины?
— Мы на самом деле очень богаты: на втором месте в мире по залежам янтаря и абсолютный лидер по соотношению камня, ценного с ювелирной точки зрения, — это 25%. Жаль, что нашим ювелирам приходится покупать его заграницей, куда он попадает нелегальным путем. Хотя Украина может продавать заграницу готовый продукт, а не сырье.
— То есть янтарь может стать визитной карточкой нашей страны?
— Несомненно.
— А сланец? В свое время много говорилось о мощном потенциале Украины.
— На сегодня целенаправленных работ и геологическому изучению, и по добыче сланцевого газа, не проводят. Вместе с тем, по оценкам экспертов Украина обладает ресурсами сланцевого газа в пределах от 1,2 до 7,0 трлн кубометров.
Глядя на эти цифры, становится понятным, что перспективы добычи сланца значительно превосходят имеющиеся риски. Общие запасы Олесского и Юзовского участков составляют 1—2 трлн кубометров газа. По оптимистическому сценарию — на Юзовском месторождении можно будет ежегодно добывать от 30 до 40 млрд кубометров газа, а на Олесском — 15—20 млрд кубометров.
Уже не новость, что победители конкурсов на разработку этих участков Shell (Юзовский участок) и Сhevron (Олесский участок) из-за рисков, связанных с военными действиями, уходят из Украины. Однако ставить крест на сланцевом потенциале не стоит — на Юзовский участок (Харьковщина и Донецкая область) может зайти другой западный партнер.
Единственное, мы должны решить незакрытые юридические вопросы относительно компании «Надра Юзовская». Это история с ООО «СПК-Геосервис» (ее называют фирмой-прокладкой, принадлежащей Виктору Януковичу, — авт.), которое является определенным репутационным риском для этой сделки. Однако известно, что это общество планирует добровольно выйти из соглашения.
По Скифскому участку — это один из глубоководных нефтегазоносных участков Черного моря. В 2013 году велись переговоры о заключении соглашения о разделе продукции по Скифскому нефтегазоносному участку на шельфе Черного моря, однако подписано оно не было.
— Разрабатываются ли сейчас новые месторождения природного газа и нефти?
— В Украине насчитывалось 391 месторождение углеводородов, из которых добывается газ. В промышленной разработке находится 251 месторождение.
Сейчас доступными для добычи являются лишь 993,296 млрд кубометров газа, остальные — 4 655,97 млрд кубометров требует дополнительного геологического изучения.
По запасам нефти, мы имеем 190 месторождений с балансовыми запасами нефти.
Суммарные запасы нефти месторождений, находящихся в промышленной разработке, составляют 104 991 тыс. тонн (81,43% от запасов Украины). В промышленной разработке находятся 127 месторождений нефти.
Но большинство месторождений нефти и газа расположены в восточных областях, что, конечно, затрудняет их изучение и разработку.
— В 2012 году предлагалось создать систему учета добычи нефти и природного газа, газового конденсата и сопутствующей пластовой воды, но так ничего и не сделано. Сейчас такие планы есть?
— Да есть. Наши специалисты уже разработали правила устройства, эксплуатации и технического обслуживания специально оборудования, необходимого для централизованного учета добычи нефти и природного газа. То есть на каждой скважине должен стоять GPS-датчик, который собирает информацию о количестве и качестве добытого, передает ее на центральный сервер в режиме реального времени.
— Думаете, это реально сделать?
— Это абсолютно правильная цивилизованная западная практика. Технологически это возможно. Мне очень хотелось бы это сделать. Такой подход позволил бы сломать коррупционные схемы в этом секторе.
— Рассматриваете возможность своего назначения министром?
— Этот вопрос мне задают чаще, чем любой другой по экологии (улыбается, — авт.). Плох тот солдат, который не мечтает стать генералом. Но для меня не самоцель иметь портфель, главное — иметь возможность воплощать реальные изменения.
— Традиционный вопрос: какая у вас зарплата? Хватает ли этих денег?
— Около девяти тысяч гривен. Эти деньги существенно отличаются от доходов, которые я имела, работая в частном секторе. Неудобно это признавать, но женщинам в этом плане легче. Я имею возможность столько зарабатывать, потому что «удачно вышла замуж», как говорят в народе.
— Это еще и много. Министр соцполитики Павел Розенко рассказал, что получает на руки «чистыми» всего пять тысяч...
— С министрами немного другая история — у них нет надбавок.
— Запланировано много реформ. Министра не назначили. Вы фактически в статусе и.о. Нет опасений, что позже окажетесь «крайней» за все сделанное и несделанное?
— Да за работой на такие страхи не хватает времени! Скажу лишь, что ни от скандальных ситуаций, ни от политической борьбы не огражден никто. И я, как ни обидно, — тоже.
— Министерство экологии и природных ресурсов часто фигурирует в коррупционных скандалах. Как сделать, чтобы за министерский портфель боролись те, кто хочет не только недрами распоряжаться, но и делать что-то полезное для государства?
— Все просто — подчинить Госслужбу геологии и недр, скажем, напрямую Кабмину. Ибо основные коррупционные скандалы связаны именно с недрами. В частности, с нефтью и газом. Это интересы крупных олигархических групп. И мы оказываемся под ударом.
— Каковы перспективы перехода Министерства на электронное управление? Реально воплотить эту идею (у нас же все бумажное) и сколько времени на это нужно?
Люди привыкли работать в определенном формате, поэтому изменениям не слишком рады. Но они не просто необходимы
— Люди привыкли работать в определенном формате, поэтому изменениям не слишком рады. Но они не просто необходимы — необратимы, потому что это — требование времени. На самом деле внедрение электронного управления — очень масштабный проект. Что касается электронного документооборота в министерствах, то флагман — Минэкономразвития. Они прогрессивные нас.
Хотя мы уже работаем над воплощением электронной системы документооборота между ведомствами. В ближайшее время Секретариат Кабинета Министров планирует начать предоставлять министерствам и ведомствам данные и документы именно в электронном формате.
— Стоит ожидать предоставления услуг в онлайн-формате?
— Моя самая большая боль — не столько документооборот между министерствами, сколько вопрос предоставления услуг. На самом деле, если можно зайти на портал и загрузить все необходимые документы, направить их в нужный государственный орган и точно так же получить разрешительный документ, это форма сотрудничества с бизнесом еффективнее, нежели та, что имеем сейчас.
Ведь большая часть коррупции — это так называемая бытовая коррупция, которая возникает там, где нужно получать большое количество разрешений. Часть из них уже отменили. Еще какие-то отменят. А услуги останутся — и государство будет их предоставлять. А чтобы у госслужащих не было соблазна взять «вознаграждение» за бумажку, процедура должна быть максимально автоматизированной, когда исполнители работ не видят заявителей.
— В частности, это позволит сократить армию чиновников, которые сейчас носят или выписывают бумажки.
— Конечно. Но есть ложное представление, будто перевод услуг в электронный формат означает, что субъект хозяйствования загрузит документы на какой-то портал, а физически никуда сам ходить не будет. Но это не так. Ведь дальше с документами что-то должно происходить, их нужно обрабатывать. Поэтому предстоит наладить систему, чтобы не получилось так, что снова все распечатывается, а дальше прорабатываются бумажные носители. Как видите, работы здесь — непочатый край.
— Привлекаете ли волонтеров к разработке таких новаций. Насколько это эффективно и законно?
— Руководство Государственного агентства по электронному управлению ответило, что мы можем достигать цели любыми удобными методами и способами. Главное — чтобы они не противоречили действующему законодательству. Кроме того, есть единый портал админуслуг, созданный на базе Минэкономразвития, который сейчас работает в тестовом режиме. Мы ожидаем результаты аудита этого проекта, если вывод положительный — будем работать с этим порталом, добавляя туда свои услуги. Начинаем очень важную работу с Агентством по электронному управлению — переводим в электронный формат услуги, предоставляемые на областном уровне, — разрешения на отходы и разрешения на спецводопользование. Агентство уже провело большую подготовительную работу — есть аналитика, есть доноры, есть пилотные регионы, запускаем непосредственную разработку.
— Действующих законов для внедрения этих новаций достаточно?
— Здесь могут появиться проблемы. У нас до сих пор забюрократизированная система. Какой-нибудь обиженный бизнес, получив отказ, может обжаловать решение, аргументируя это тем, что мы неправильно предоставляем услуги, что электронный формат обработки документов законодательством не предусмотрен. К тому же, если он пойдет в суд, то выиграет. Поэтому нужно подвести правильно нормативно-правовую базу под все электронные услуги. Но я уверена, мы к этому придем. Украина не может оставаться в каменном веке. Трудно, долго, но надо шагать вперед.