Друг и помощник Надежды Савченко Олег Мезенцев: Надю проще убить, чем победить

С помощником и другом Надежды Савченко Олегом Мезенцевым мы встретились в одном из кафе в центре Киева. Я смотрела в его усталые глаза и понимала, что при других обстоятельствах и в другое время Олег, возможно, и не согласился бы на это интервью. Но не сегодня. Сегодня он хочет рассказать о ней — офицере украинских Вооруженных сил Надежде Савченко.

Сейчас она в российском СИЗО и объявила сухую голодовку, не дождавшись приговора. Поскольку считает, что это ее последний шанс вернуться в Украину — живой или мертвой. Счет идет уже не на дни, а на часы.

Я спрашиваю у Олега об их последней встрече в СИЗО. Мезенцев сразу исправляет: «Не последней, а крайней». Именно так постоянно говорит украинская летчица в своей пока единственной книге. Крайняя, потому что впереди еще так много встреч.

— Видел Надю в тот первый день, когда она начала сухую голодовку, — начал свой рассказ Олег. — В таких ситуациях мы стараемся не говорить о чем-то тяжелом. Говорим о дружественном, теплом и близком. Мы были вместе с Верой (сестрой Нади Савченко, — авт.). Выглядит она как боец, как воин. Ни капли духа не потеряно. Настроена идти и бороться до конца. Мы пообщались о ситуации в Украине, о доме, друзьях, кто еще жив, кого уже нет... И если мне сейчас кто-то скажет: «Кто ее к этому подталкивает?», я отвечу «Закройте рты!». Надя — не тот человек, которого может кто-то к чему-то подтолкнуть. Такое априори невозможно! Как и убедить отказаться от голодовки. Если Надя решила, то она пойдет до конца. Ей не поможет ни сестра, ни мама. Никто...».

— То есть бесполезны все призывы прекратить голодовку?

— Да. Надя достаточно умный человек, чтобы понимать, что делает. Она не изменяет свое мнение и не протестует только ради протеста. Она просчитывает каждый свой шаг, понимает последствия. И за это ее и ценят. Надежда полностью откровенна, до боли. Раскрыта душа. То, что показывают по телевидению, и какой она является в реальности, так на экране только половина Нади. Она уникальна тем, что может быть воином, а когда ты с ней разговариваешь, стать нежной и хрупкой. Таких людей очень мало. Пожалуй, рождаются раз в сто лет.

— Тот, кто читал ее книгу, наверное, понимает, что отговорить Надю от чего невозможно...

— Я повторяю: пусть умолкнут те, кто говорит, что Надя преследует какие-то корыстные цели своей голодовкой ...

— Кто вам о таком говорит?

— Давайте без имен. Таких людей немало. Кто-то говорит, что ее подталкивают. Слушайте, вы не сидели там, вы не знаете, что такое Россия, как похищают людей, держат в плену, пытают, незаконно удерживают и издеваются. А потом еще и начинают торговаться, мол, потерпи, знаем, тебя взяли в плен, но это политика... И каждый подходит и говорит: я здесь ни при чем, у меня своя работа, своя семья. И в России 99,9% людей, мировосприятие которых ограничено семьей, работой... Все. За пределы этого я не выйду...

— За пределы зоны определенного комфорта...

— Да нет там комфорта. У них отсутствует даже понятие общества. Они не могут убрать мусор в своем дворе, не мусорить на остановке, не умеют быть вежливыми, слово «пожалуйста» им неизвестно. Я едва не подрался со спецназовцами конвойными, так как не прощаю, когда по-хамски ко мне относятся. То, что ты берешь оружие в руки, еще не дает никакого права не быть человеком.

Был случай, когда ходил к Наде на свидание один, без ее сестры. Она говорит, ко мне часто приходят психологи, просят каждый раз что-то нарисовать, чтобы понять психологическое состояние. Это, конечно, примитивно. Однажды попросили нарисовать разрушенный дом и заброшенный сад, а потом то, как она будет восстанавливать дом и тот сад. Надя говорит, что нарисовала опрятный, очень убранный яблоневый сад, а дом так и оставила разрушенным — только одна стальная балка была у него посередине. Говорит, психологи были шокированы, просили, чтобы она объяснила, что нарисовала. Надя сказала: сад яблоневый — это моя Украина, а дом — это я. Говорит, сначала восстановим Украину, а меня в последнюю очередь. Меня это так поразило! Нация определяется людьми, готовыми на самопожертвование.

— О Наде, пожалуй, красноречиво говорит фото, на котором она за стеклом в зале суда, а рядом надпись на листе: «Люблю Украину. Сильно-сильно!».

— Эту фотографию очень любит Вера.

— Как вы думаете, почему Наде не дали последнего слова в суде?

— Мое мнение: они испугались.

— Когда увидели текст ее выступления?

— Не думаю... Было видно реакцию судьи на выступления адвокатов. Мое субъективное мнение: судья испугался. Когда выступали прокуроры, они — как ведущие какой-то новостной программы — играли на эмоциях людей: «Она убила, это доказано», было минимум фактов. Адвокаты же говорили аргументированно. После суд объявил перерыв и решил отложить рассмотрение дела на 9 марта. Это было неожиданностью. Для Нади каждый день в российской тюрьме — это откровенная мука. Вот знаете, как она спит? Говорит: когда я ложусь, я помещаю себя в квадратики. Решетка на нарах очень давит на спину. Так она помещает свои кости между ними. Но сейчас ее раздражает каждый звук. Жизнь в тюрьме начинается ночью.

Выглядит она как боец, как воин. Ни капли духа не потеряно. Настроена идти и бороться до конца

Так вот, только она уложит себя, начнет расслабляться, и вдруг грохот замков или дверей, просыпается и уже не может заснуть, а утром с таким чувством, будто всю ночь боксом занималась — избита. И я ее понимаю. Человеку, который находится постоянно в одной и той же среде, в камере-одиночке уже более полутора лет, трудно. У нее камера длиной пять метров, стоит холодильник, двое нар и остается проход — всего семьдесят сантиметров. Она не видит света белого. Не знает, какая погода за окном. Раз в сутки выводят гулять. Но там такой маленький дворик, ей даже не хватает места спортом заниматься. Это не жесткие, а жестокие условия. Я часто стараюсь поставить себя на ее место, что чувствовал бы я. В детстве я слышал от деда о тюрьме. В конце его жизни я только узнал, что он 10 лет отсидел в Сибири... Он не хотел, чтобы я знал. Я вырос в Луганской области, в городе Антрацит, где каждый третий — бывший осужденный. Все боялись про тюрьму рассказывать, чтобы дети и внуки нормальными людьми стали. Дед смотрел часто вдаль и говорил: «Не попадай туда!».

Впервые я услышал о Наде, когда нас на Саур-могиле обстреливали, а Надя нам очень помогала морально. Знаете, как это слышать, что где-то наши, которые не сдаются! Это придавало сил! А первый обстрел был шквальный. Более 60% ребят убежали. Возможно, вы видели на видео, как падают «Грады»? Прикольно на видео видеть это зарево от четырех-пяти машин, в каждой из которых по 40 ракет. А когда тебя летит — не очень. Все хлопает вокруг, ты падаешь в окоп, тебя засыпает землей... Страшно сильно! Не бывает тех, кто не боится. Ты пытаешься справиться со своим страхом. Помню сладковатый привкус взрывчатки от града. Надышишься этого... Надя помогла справиться со страхом...

Она уникальна тем, что может быть воином, а когда ты с ней разговариваешь, стать нежной и хрупкой. Таких людей очень мало. Пожалуй, рождаются раз в сто лет

— Сейчас судья испугался Нади...

— ...И пошел звонить в Кремль. Все это смешно выглядит, как плохо срежиссированное представление.

Она не видит света белого. Не знает, какая погода за окном. Раз в сутки выводят гулять. Но там такой маленький дворик, ей даже не хватает места спортом заниматься. Это не жесткие, а жестокие условия

— Только адвокаты в своих выступлениях во время последнего заседания не сдерживались.

— Каждый человек, который говорит правду, чувствует себя свободным. Илья говорит: «Знаете, в чем нам легче, нам не надо ничего придумывать, у нас есть сухие факты, которые говорят громче всякого пафоса».

Надя решила голодать, не употребляя даже воды, давно. Вопрос был только в том, когда начать. Получилось включиться немного раньше. Она планировала «врубить», как говорила, сухую голодовку после приговора, чтобы ее освободили. Россия настолько подлая страна, сначала душит тебя, грабит, убивает, а потом лезет с тобой брататься. Точно так поступают с Надей. Похитили ее, а затем пытаются с ней договариваться. Ее пытались перевербовать, но поняли, что не получится. Как-то Вера давала интервью на радио, в эфир позвонило какое-то мурло и по-украински начало говорить, что Надежда Савченко — это типичный пример завербованного агента КРУ. Я сразу вспомнил фото Путина, где он сидит и закрывает лицо рукой.

— После объявления сухой голодовки счет идет не на дни, а на часы. При каких условиях Россия пойдет на ее освобождение?

— Будем откровенными и скажем, что важно, насколько плодотворно будут работать наши политики. Россия привыкла торговаться.

— И она уже торгуется за Надю?

— Давно готова была. Она только говорит: «А что вы нам предложите взамен?». И здесь уже важно, как сработают наши дипломаты и политики. Это будет тест на соборность.

— Насколько сейчас, на ваш взгляд, дипломаты и политики активны?

— Отдельным из них судьба Нади важна к боли. Но, к сожалению, процент людей, которым оно болит лично, меньше, чем тех, кому по барабану. К сожалению, те политики, которым болит, не имеют таких полномочий, чтобы быстро и результативно договариваться, как могли бы договариваться об этом те, кто должен непосредственно выполнять эту работу.

— О ком вы говорите?

— Можно сейчас без имен? Надя будет здесь, тогда раскроем все тайны, кто и за что ответственен. Есть очень много информации: кто в чем виноват, кто в чем заинтересован, кто работал для освобождения, кто против освобождения.

Россия настолько подлая страна, сначала душит тебя, грабит, убивает, а потом лезет с тобой брататься. Точно так поступают с Надей. Похитили ее, а затем пытаются с ней договариваться

— Тогда скажите, на данный момент делается достаточно для освобождения Надежды, в том числе и на международном уровне?

— Вам ответить одним словом?

— Объясните лучше...

— Некоторые люди делают больше, чем им позволяют возможности, а некоторые тормозят шаги первых. И я считаю, что делается недостаточно. Но есть люди, которые пробивают стены. Я заочно всем благодарен от всей души и сердца. Потому что без общества, без человеческого запроса много чего не было бы возможным. Люди выходят на митинги, тем самым толкают политиков на определенные шаги. Если бы народ не встал за Надю, поверьте, результат был бы нулевым.

— Насколько акции, запланированные на 9 марта по всему миру, важны?

— На самом деле они играют ключевую роль.

— Как Надя относится к акциям в свою поддержку?

— Каждый раз на суде она всех благодарит: журналистов, дипломатов. Всегда от души. Выйдет и благодарит всех снова. Я ей рассказываю, как пацаны на блокпостах (а мы на суды едем через зону АТО машиной) все время передают привет, слова поддержки. Наши военные уже знают нашу машину: «Вера Викторовна? Проезжайте». Вчера раненные военные в госпитале тоже устроили маленький пикет в поддержку Нади. Когда после событий на востоке я лежал в больнице, не в госпитале, потому что не имею статуса участника боевых действий, люди столько еды приносили, что уборщица ругалась, что шваброй не может под кроватью помыть. И мне было горько: родные ко мне не пришли, а незнакомые люди столько всего делают.

— Вы пошли на войну добровольцем?

— Да.

— Ваши родные остались в Луганской области?

— Нет, они живут в Харькове. Но они не так разделяют мое мнение, как бы мне того ни хотелось. Я прихожу, что-то рассказываю о войне, а они мне говорят: «Хлеб на 50 копеек подорожал». А у меня крутится в голове: сколько пацанов погибло, разорванные, сожженные тела... Все перед глазами... А для кого-то хлеб на 50 копеек подорожал. Такие две параллельные реальности.

— Вы официально помощник Надежды Савченко. Чем занимаетесь?

Я откровенно говорю, что не вижу смысла быть на передке — нам не дают воевать

— Выполняю любую работу. Возможно, это будет звучать банально или неинтересно для журналистов, но я поддерживаю семью, помогаю в быту, занимаюсь законотворческой деятельностью, готовлю необходимые документы, упорядочиваю корреспонденцию... Я отвечаю за тех людей, свидетелей, которых везу на суд в Россию. Работаю без выходных круглосуточно. Мне больно. Война же кончится тогда, когда вернется последний живой солдат домой, а мертвый будет похоронен. А я считаю, что такие люди, которые могут что-то изменить, которые не сдаются, которые являются лицом Украины, должны быть здесь. Нельзя оставаться в стороне, когда в твоей стране война, которая пришла к каждому в дом.

Я откровенно говорю, что не вижу смысла быть на передке — нам не дают воевать. Тогда мы шли с горячими сердцами и не думали, что кто-то из нас погибнет. У нас на Майдане появилась мечта, что мы в конце концов построим ту Украину, которую хотим, за которую боролись веками. Мы думали, что вот-вот освободим ее, но оказалось, еще нет. Пока мы не примиримся друг с другом, пока не прекратим ссориться у себя в стране, не уберем врагов, которые есть внутри страны, ничего не будет. Всегда нас побеждали, и об этом мы знаем из истории, когда удачно манипулировали различными историческими фактами, то есть нас ссорили какие-то внешние силы. Я стараюсь делать свою работу и считаю себя муравьем, который тянет что-то в общий муравейник. Да, у меня небольшая зарплата, ее не хватает даже на то, чтобы оплатить жилье, но есть что кушать и дождь на голову не капает, поэтому я рад. Это не окопы сырые!..

У нас на Майдане появилась мечта, что мы в конце концов построим ту Украину, которую хотим, за которую боролись веками. Мы думали, что вот-вот освободим ее, но оказалось, еще нет

— Надя планирует выступать 9 марта на суде?

— Я надеюсь, ей дадут слово. Но неизвестно, что ВВХ скажет судьям по телефону. Иногда же судья берет перерывы на пятнадцать минут и идет звонить: «Алло-алло, Вова, что мне говорить!?». До смешного доходит! Плохой спектакль. Шито все белыми нитками. Они даже не пытались сделать его убедительным.

— Как думаете, для чего этот спектакль нужен?

— Россия начинает сначала душить, а потом лезет обниматься. Так и получилось. Это же сначала было большое дело против Коломойского и Авакова. А потом они получили идеальную жертву. Решили сделать показательный суд, на котором продемонстрируют, как ломают украинцев. Но не пошло, как они хотят. И не получается не только с Надей, но и с Сенцовым, Кольченко, Афанасьевым, Солошенко... Мы ездили на суд к Клыху и Карпюку в Грозный. Они никого из украинцев не видели более полутора лет, а здесь в зале чеченского суда появились мы в вышиванках. Ребята так духом поднялись!

— Перенеся суд над Надей далеко от Москвы, Россия хотела, возможно, закончить его тихо?

— От Москвы подальше, «дабы не испытывать позора». Не получается так! Да, в Донецк трудно добираться. Суд находится в 900 метрах от украинской границы. У пропускного пункта Изварино, который сейчас недоступен, открытый только для «гумконвоев» и боевиков. Тихий забитый городок. Там много этнических украинцев. Это чувствуется. Но переработаны пропагандой.

— Что говорят местные о суде над Савченко?

— «Убийца! Осудит, расстрелять!». С кем общались, говорят такое. Возможно, только работники отеля, в котором мы живем, понимают.

— Что, нету никого, кто бы открыл интернет и прочитал правду?

— Такие люди занесены в Красную книгу. А что говорить — Гуково, недалеко от Каменец-Шахтинского, место, с которого обстреливали Саур-могилу. Наш консул подъезжал и видел эти позиции, видел, как стреляли «Грады». А местные люди выходили на улицы, выносили стулья, грызли семечки и наблюдали. «Мочат укропов» — так они любят выражаться.

— Говорят, что Надежду Савченко политики в Украине боятся, потому что видят в ней конкурента, даже президента страны...

— Я не буду этого комментировать. Сейчас Савченко на грани жизни и смерти. Конечно, ее боятся в Украине. И таких людей немало. Боятся ее возвращения. Но моя задача, чтобы Надя была в Украине. А дальше уже жизнь покажет.

Ее боятся в Украине. И таких людей немало

— Адвокат Новиков рассказывал, что украинская сторона активно присоединилась к сбору доказательств, привлечения свидетелей. Каким образом это происходило?

— В основном это делалось с помощью «волшебного пенделя». Когда Наде хотели сделать статус участника АТО, мы обращались в Министерство обороны, Администрацию Президента, военную часть в Бродах... В последней сказали, что не будут делать, пока она не будет освобождена из плена и не вернется в Украину. Во всем помогают отдельные лица среди политиков.

— Надя не соглашается на обмен?

— Она не соглашается на обмен ее одну на двоих.

— Какие аргументы?

— Или один на один, или какой-то другой формат. Это ее решение. Но я думаю, нам неизвестна цена. За одного израильского капрала когда-то было отдано тысячу боевиков. Если бы наш Президент сделал такой жест, то он бы уже вошел в историю. Ждем. У нас сейчас в разных СИЗО содержится около 1200 боевиков. Есть же не только эти двое ГРУшников, над которыми идет показательный процесс. Должна быть политическая воля. И обмен можно было провести очень быстро. Надеюсь, Петру Алексеевичу хватит воли, терпения, таланта, чтобы найти точки соприкосновения с Путиным в вопросе обмена Нади.

— Надя недаром упомянула в своем последнем слове Порошенко и его дипломатическую силу...

— Да, Петр Алексеевич — сильный дипломат. Вопрос в том, на месте президента захочет ли он быть таким? Я могу только пожелать ему успехов!

— О том, что происходит в Украине, Надя от кого узнает?

— Из разных источников. Она, в частности, смотрит российское телевидение и научилась за это время понимать его по-своему, и находить там правду.

— Как вы думаете, роль Президента Порошенко в обмене или освобождении решающая?

— Да. Должны договариваться высокие лица. Обмен — это хождение по лезвию ножа. А Россия — непредсказуемая.

— Почему Надю не обменяли почти сразу, когда взяли в плен?

— Думаю, мы ее упустили. Точно так же, как упустили Крым. Преступлением является не только его совершение, но и бездействие в нужное время в нужном месте. Хватит трястись, чего бояться. С Надеждой когда крайний раз говорил, она сказала: «Мне так легко, я вообще лишилась страха — ничего не боюсь. Это такой кайф!». Кайф от того, что чувствуешь, что терять нечего. Есть такое выражение: не лезь в драку с тем, кому нечего терять. Они Надю не одолеют. Ее проще убить, чем победить. А в случае смерти Нади будет взрыв, сравнимый разве что со взрывом ядерной бомбы.

В случае смерти Нади будет взрыв, сравнимый разве что со взрывом ядерной бомбы

— Какие прогнозы на суд 9 марта?

— Мы не услышим тогда приговор. Сорок томов дела. Видимо, судье трудно их все так быстро рассмотреть. Сейчас вопрос в том, какой страх судей больше — перед невыполнением указания Кремля или человеческим гневом. Они думают о том, что произойдет с ними, если сработает проклятие, которое будет от людей, которые все это время молились за Надю.

— Украинские консулы были у Нади, что говорят?

— Консул в разговоре был живым. Потому что обычно он передает настроение Нади — какое оно у нее, такое и у консула. У нее кожа сохнет, давление повышено и голос немного сел. Но до 9 марта она продержится. Она сейчас на энергосбережении — больше спит.

— Мама Нади поедет на суд?

— Да. Полетит вместе с депутатами. Она должна была ехать на приговор. Но решила, что поедет и на последнее слово. Мама знает, что Надя сказала: «Воля цены не имеет».

Все призывают Надю прекратить голодовку. Но мало кто требует Россию ее освободить. Почему все так пресмыкаются перед Россией? Кто она такая? На генетическом уровне надо вспомнить, что Россия — обычный, но большой, гопник. И стена нам не поможет на границе. Следует вести последовательно дипломатическую работу, защищая национальные интересы. Надя любит Украину больше своей жизни. Нация определяется людьми, готовыми ради своей страны на самопожертвование.

Все призывают Надю прекратить голодовку. Но мало кто требует Россию ее освободить. Почему все так пресмыкаются перед Россией?

— Надя способна объединять людей вокруг себя?

— Рядом с ней появляются самые лучшие. Нам повезло с адвокатами, с лучшими консулами — Александром Ковтуном и Виталием Москаленко. Они большущие патриоты. Свою работу выполняют филигранно. Так им еще и влетает за это. С нашего МИДа им могут сказать: «Вы слишком интересуетесь делом Савченко...». Мы ездим до границы на своей машине, оставляем ее там, а потом пересаживаемся в дипломатическую машину и направляемся дальше, преодолевая украинскую и российскую границы. Это после того, как нас как-то задержали на границе и десять с половиной часов допрашивали ФСБ-шники. Тогда мы везли книги Надежды в Россию, у нас их изъяли как «экстремистскую литературу». Допрашивали, расспрашивали, был ли на Майдане, служил ли... Это были просто твари, без души. Маховик времен Советского Союза крутится. На всех уровнях. Это своеобразная пирамида, на вершине которой Путин, отвечающий псевдонациональным интересам. Россия стоит на пороге огромной пропасти.

— Надеетесь увидеть Надю накануне суда?

— Это не так просто. Надо получать разрешения в Новочеркасске за 130 километров, ждать их несколько часов ...

— Консулам легче?

— Нет, консулы проходят ту же процедуру. Они лишь могут ее обнять, а мы вынуждены общаться через стекло по телефону.

— Надя ждет украинских врачей?

— Да, в том составе, который уже был. Есть такая врач Наталья Харченко. Она — большой профессионал и очень хороший человек, который болеет за Надю. Она может дать совет. Это Наде помогает. Если в прошлый раз сестре Вере надо было самой искать врачей, то сейчас государство быстро сработало — они готовы ехать.

— Наверное, больше всего для освобождения сестры делает Вера...

— 80% сделанного — это заслуга Веры. Так драться могут только родные, лучшие сестры. Она — молодец!

— Думаю, Надя выйдет и будет делать все, чтобы все наши вернулись из плена.

— Она их быстрее вытащит. Надя может и примирить, и сплотить. Просто надо свои политические амбиции, желание заработать на рейтинге отложить в дальний шкаф. Ко многим не доходит, что мы освобождаем не только Надю и других пленных, но и всю Украину. Результаты нашей работы — наше лицо за рубежом.

Знаете, чем отличается Россия от Украины? Если у нас в Киеве избили студентов на Майдане, то завтра на их защиту выйдут тысячи, а если бы в Москве, то вышли бы тысячи их добивать. Слышно отовсюду: «Не раскачивайте лодку!».

Знаете, чем отличается Россия от Украины? Если у нас в Киеве избили студентов на Майдане, то завтра на их защиту выйдут тысячи, а если бы в Москве, то вышли бы тысячи их добивать

— Дипломаты каких стран посещают суды над Савченко?

— Великобритании, США, Польши, Швеции, Дании, Франции... Они ничего не говорят, но пишут руководству важные отчеты.

— Маму Нади как-то спросили, какой дочка была в детстве, а та ответила: «Такой же»...

— Пожалуй, да... Когда Надя за свой счет крышу в казарме перекрыла, командир сказал: «О, у нас мужик появился!». Точно так и в России — там нет мужчин, только один — и то пленная украинская летчица.

Знаете, я чувствую, что все хорошо закончится. Интуиция мне это подсказывает. Вчера был на Майдане на акции в поддержку Надежды. Меня поразил парень, у него недавно ребенок родился, он из Луганска и был свидетелем по делу Нади. Он пришел с огромным собственноручно нарисованным плакатом — «Свободу Надежде Савченко». Зачем ему это? Мог быть сепаратистом. На востоке очень много хороших людей. И нам надо объединиться. Надо понимать, что россияне не воюют за территории, а на уничтожение нашего национального сознания, национальной памяти.

P.S. Под конец разговора мы с Олегом пожелали друг другу удачи, а я добавила: «Возвращайтесь после суда с Надей!». На это он наконец улыбнулся, сказав, что время от времени спрашивает у Веры, взяла ли она Надин паспорт, а вдруг в этот раз понадобится ...