30 лет назад летчики армейской авиации Военно-воздушных сил, чтобы закрыть с воздуха разрушенный реактор Чернобыльской АЭС, совершали до 30 вылетов в день, пролетая сквозь зоны, где радиация зашкаливала за тысячи рентген. Экипажи вертолетов действовали практически в обстановке ядерной войны...
Ночь 26 апреля 1986 года поставила человеческую цивилизацию на грань жизни и смерти. В 1 час 23 минуты 47 секунд четвертый реактор Чернобыльской АЭС потрясли два мощных взрыва. На пульт дежурного Минатома СССР идет условный сигнал. Он трансформируется по нарастающей: 1, 2, 3, 4. Это означает на Чернобыльской станции возникла ситуация с ядерной опасностью, радиационной опасностью, пожарной опасностью, взрывной опасностью.
Внутри развалин четвертого энергоблока горит около 2,5 тысячи тонн графита и других радиоактивных веществ. Обстановка критическая. Над Припятью багровеет небо…
Человек сильнее атома
Правительственная комиссия во главе с Борисом Евдокимовичем Щербиной принимает постановление: провести облет станции с воздуха и радиационную разведку. 26 апреля с армейского аэродрома «Борисполь» поднимается Ми-8 капитана Сергея Володина. Курс – на ЧАЭС. В сражение с невидимым и коварным врагом вступают воины-авиаторы...
Из воспоминаний Героя Советского Союза генерал-полковника в отставке Н.Т. Антошкина: «26 апреля 1986 года около обеденного времени я был срочно вызван в штаб округа. Встретил меня взволнованный генерал Анатолий Фомин, на тот момент исполнявший обязанности командующего войсками Киевского военного округа. Он сказал, что на атомной электростанции случилась беда, возможно, потребуется наша авиация. Надо срочно выехать туда и на месте во всем разобраться. В принципе, какой-то особой задачи мне не ставилось. Было только сказано, что туда же вылетает правительственная комиссия и более конкретные указания я получу уже в Чернобыле. В штаб округа прибыл и мой командующий, генерал-лейтенант авиации Николай Крюков. Его мнение было таким же: «Николай Тимофеевич, кроме тебя из моих заместителей послать некого (в тот день их не было в Киеве). Времени мало, выезжай срочно. А через денек-два мы тебя там заменим». Тут же договорились, что вместе со мной поедет как специалист начальник химслужбы подполковник А. Кушнин».
В Припяти тогда мало кто осознавал, что уровень выброса радиоактивных веществ в 500 раз больше, чем после бомбардировок Хиросимы и Нагасаки.
Из воспоминаний Героя Советского Союза генерал-полковника в отставке Н.Т. Антошкина: «Распоряжение руководителя правительственной комиссии Щербины было коротким: «С земли к реактору не подобраться. Поэтому вся надежда только на вертолетчиков... Ваши вертолеты нам нужны здесь прямо сейчас». Ученые предложили наглухо закрыть реактор сверху защитным слоем песка. Подступиться к аварийному блоку кроме как с воздуха было неоткуда. Требовалось как можно быстрее начать сбрасывать с вертолетов в горящий кратер мешки с песком. Ближайшим аэродромом к Чернобылю был аэродром Черниговского летного училища. Туда в срочном порядке и решено было перебросить вертолетный полк из Александрии. Ночью, в условиях грозы и низкой облачности, перелетела вся техника — и Ми-6, и Ми-8. Летчики были опытные, почти все только что вернулись из Афганистана. «Первые два Ми-8, ведомые заместителем командующего ВВС Киевского военного округа по армейской авиации полковниками Борисом Нестеровым и командиром гвардейского вертолетного полка Александром Серебряковым, подняли в воздух членов правительственной комиссии».
Военный совет Военно-воздушных сил Киевского военного округа приступил к формированию Объединенной авиационной группы (ОАГ). Конкретизируются задачи авиационным командирам, прежде всего в поиске эффективных технологий применения авиации.
Ядром авиационной группы от 12 военных округов стал 51-й отдельный гвардейский вертолетный полк (ОГВП) под командованием полковника А.И. Серебрякова. В общей сложности ОАГ на первом этапе ликвидации катастрофы насчитывала более 80 вертолетов и самолетов различных типов (Ми-6, Ми-8, Ми-24 РХР, Ми-26, Ан-26, Ан-30). Они базировались на аэродромах «Певцы» Черниговского летного училища и «Гончаровское». На полевом аэродроме в Малейках была организована дезактивация авиатехники.
27-28 апреля началась отладка методик сброса нейтрализующих веществ на аварийный реактор. Велась радиационная разведка. Доклады разведчиков были тревожными. Температура над эпицентром поврежденного реактора достигала 180-200 градусов по Цельсию. Уровни радиации в зоне разрушения реактора член правительственной комиссии академик В.А. Легасов оценивал в 3000-3500 Р/ч. Из средств защиты вертолетчиков были только респираторы. За один пролет над реактором каждый из членов экипажа мог фактически получить дозу радиации от 3 до 8 рентген. Допустимая доза радиации для летного состава, согласно нормативным документам, составляла 24 рентгена.
Из воспоминаний командира вертолетной эскадрильи 51-го ОГВП полковника в отставке Ю.Н. Яковлева: «Мы делали первые экспериментальные сбросы. Как? С какой высоты? Что там творится? Никто ничего не знал, что там делается. И когда мы начали подходить на высоте 25 метров... Под тобой как ад. Ярко-красный огонь. Жара. Мы как на сковородке себя чувствовали. Вертолет в этих условиях не должен был летать. Он у нас летел. Подбором высоты мы вышли на высоту 150 метров. На этой высоте температура была порядка 120 градусов. Когда мы все отработали, пошел массовый запуск вертолетов. На станцию шли только те, которые были готовы!»
Командованием ОАГ было принято принципиальное решение: утром вертолеты перелетают с аэродромов базирования на три площадки, расположенные вблизи АЭС. На каждой из них должны были находиться однотипные машины, что диктовалось технологией загрузки и методикой выполнения полетов по наиболее результативным схемам заходов, руководитель полетов и бригадир с радиостанцией, который командовал погрузочными группами. Управление вертолетами, когда они должны были выполнять заход для сброса грузов, с земли осуществляет авианаводчик. Авиация на ночь на площадках не остается. Схемы маршрутов должны быть проложены так, чтобы экипажи выходили на цель непрерывным потоком. Точность попаданий в цель фиксируется на фото экипажем специально выделенного вертолета, который должен находиться выше машин, атакующих пораженный энергоблок.
По окончании рабочего дня вертолеты уходят для дезактивации на аэродром «Малейки», а оттуда на свои аэродромы базирования. Изначально вертолетные площадки находились на удалении 500-600 м от реактора. Затем они были перенесены на 14–18 км от реактора из-за повышения радиационного фона.
Массированная воздушная круговерть началась 29 апреля. В воздухе работало от 30 до 40 винтокрылых машин. Применялся боевой порядок «поток одиночных вертолетов» с интервалами между ними до двух минут. Сброс грузов в реактор выполнялся на скоростях 100-120 км/ч с высоты в 200 м. Кроме высокого уровня радиации, задача усложнялась тем, что в районе энергоблока находилась 150-метровая труба, а вертолет «проваливался» над поверженным реактором на 20-30 м, так как из-за высокой температуры резко падала тяга двигателей.
Из воспоминаний полковника в отставке О.Г. Чичкова: «Я вылетал всегда первый — в 3:30, с рассветом. Пролетал над четвертым блоком и делал замеры, об их результатах тут же докладывали в Москву. Например, утром 6 мая было под 300 рентген. Как только что-то в реактор сбрасывали — уровни радиации поднимались».
12 мая во время вылета на разведку в четвертом энергоблоке было обнаружено пламенеющее пятно. Это свидетельствовало о высокотемпературном пожаре. Было решено нейтрализовать очаг возгорания путем сброса на разрушенный реактор 80 т свинца. Это стало последним крупным сбросом с воздуха на 4-й энергоблок.
27-28 апреля вертолетчики оперативно отработали методику полетов на аварийный реактор. 28 апреля полковник А.И. Серебряков произвел 22 вертолето-вылета и сбросил 30 т грузов. Подполковник Ю.Н. Яковлев (командир вертолетной эскадрильи 51-го ОГВП) за 28-29 апреля произвел 32 вертолето-вылета и сбросил 50 т грузов. Подполковник В.В. Славников (командир вертолетной эскадрильи, ВВС БВО) в течение 29-30 апреля совершил 19 вертолето-вылетов и сбросил на реактор 76 т грузов.
3 мая заместитель командира 51-го ОГВП подполковник С.Я. Степанов, выполняя задачу по радиационной разведке на вертолете Ми-8, пролетел в непосредственной близости от поврежденного реактора, что позволило получить ценные данные о радиационной обстановке.
Высокую организованность, самоотверженность, боевую четкость проявили руководители полетов. Руководство полетами осуществлялось с крыши гостиницы «Припять», расположенной в полутора километрах от реактора.
В начале мая правительственная комиссия приняла решение о мониторинге разрушенного реактора, так как необходимо было знать температуру в реакторе и состав выходящих газов. Выполнение этой сложнейшей задачи было поручено полковнику Н.А. Волкозубу. 8 мая уже начались тренировочные полеты.
Из воспоминаний старшего летчика-инспектора отдела армейской авиации ВВС КВО, военного летчика-снайпера, мастера вертолетного спорта СССР полковника Н.А. Волкозуба. «8-го числа привезли нам термопару. Как проволока. Конец является датчиком. Увязали все, трос разложили в Чернобыле на площадке.
И 9 мая подъехали Евгений Петрович Рязанцев (заместитель директора Института атомной энергии им. И.В. Курчатова) и Александр Степанович Цикало (начальник смены дозиметристов). Установили аппаратуру в вертолете. Перед полетом мы сами, экипаж, из листов свинца сделали защиту - положили на сиденья, на пол. Только там, где педали, где ноги, там нельзя было. Закрылись хорошо. Дали нам жилеты свинцовые. Мы объяснили своим пассажирам, как будем лететь, закрыли их плитами тоже, договорились о взаимодействии. Наблюдал за полетом мой коллега, полковник Мимка Любомир Владимирович. Он разместился в Припяти на гостинице «Полесье».
Ну, все сели в вертолет, поднялись из Чернобыля без всяких проблем. Конец троса - чтобы лучше было видно - обозначили оранжевым кольцом.
Я подошел на высоте 350 метров. Надо было узнать, как температура там, как мощность двигателей. Вертолет висел стабильно.
Руководитель полета мне говорил: «До здания 50 метров. 40... 20...» По высоте и удалению он мне подсказывал. Но когда я стоял над самим реактором, ни я, ни руководитель уже не видели, попал я или нет. Поэтому послали еще один вертолет Ми-26. Полковник Чичков пилотировал. Он завис на удалении двух-трех километров сзади меня и все видел. Я должен был зависнуть возле трубы...
А Евгений Петрович Рязанцев сам в люк смотрел. И он показывал жестами: «Над реактором». Замеры температуры делали на высоте 50 метров над реактором, 40, 20 и в самом реакторе. Евгений Петрович все видел. А аппаратура пишет. Когда все сделали - я отошел.
За Припятью было намечено специальное место, и трос я сбросил в песок. Трос был радиоактивен.
С момента зависания все это заняло 6 минут 20 секунд. А показалось - вечность.
Это была победа!
На следующий день, 10 мая, нам снова поставили задачу: определить состав выходящих газов. Опять все то же, такой же трос, только не термопара была на конце, а контейнер. Тут задача была попроще - надо было не висеть, а плавно пройти. 12 мая все надо было повторить с термопарой. Появился и опыт, и маленько спокойствие. Еще полетели. И, несмотря на то, что опыт, казалось бы, уже был, но менее шести минут провисеть никак не удавалось».
Укротить радиоактивный ад
98 процентов летных экипажей имели боевой опыт, вынесенный из войны в Афганистане. Генерал-майор авиации Н.Т. Антошкин, офицеры делали все для того, чтобы проверенные практикой приемы пилотирования вертолетов в Афгане эксплуатировались в небе Чернобыля с максимальной нагрузкой.
После первых дней полетов было принято решение о переходе от метода сброса грузов через грузовой люк к методу сброса грузов с внешней подвески. Устройство сконструировал заместитель командира 51-го ОГВП по инженерно-авиационной службе подполковник С.К. Юрко. Для сброса грузов стали использоваться тормозные, а затем десантные парашюты, что позволило повысить производительность летной работы и точность попадания в цель. На реактор было сброшено в общей сложности более 10 000 парашютов с грузами.
Принципиальным обстоятельством явилось и то, что было сделано ударение на разработку методов радиационной защиты экипажей. Вертолетчики использовали листовой свинец и свинцовую дробь в качестве отражающих экранов, что позволило значительно снизить дозы облучения экипажей.
Из воспоминаний полковника в отставке О.Г. Чичкова: «Уже в это время было ясно, что экипажи довольно быстро набирают «дозы». Два-три дня — и в госпиталь. Стали принимать меры. Листом свинцовым выкладывались полы кабины, а иногда и парашютные чашки в креслах пилотов. Химики утверждали, что 1 сантиметр свинца понижает облучение в два раза».
К работе по минимизации психогенных потерь широко привлекались специалисты химической и медицинских служб. За период с 28 апреля по 26 мая для решения задач медицинского обеспечения было привлечено 47 медицинских работников (26 врачей и 21 человек среднего медицинского персонала), из них 41 человек из состава медицинской службы ВВС КВО.
Из воспоминаний полковника в отставке С.Я. Степанова: «9 мая, в 22:45, над станцией вспыхнуло что-то вроде полярного сияния, чего в тех краях никогда не бывало. Будто знак. Наверное, Всевышний посмотрел на наши мучения и решил: хватит вам. И реактор начал успокаиваться. А ведь, как нам сказали специалисты, до критической массы оставалось всего ничего...»
Из воспоминаний полковника в отставке Б.А. Нестерова: «Прямо надо сказать, что мысль была одна, как быстрее закупорить, положить пробку на этот реактор, чтобы к нему могли подойти наземные службы... Самоотверженность, мужество, высокий профессионализм авиаторов позволили начать борьбу за возрождение поврежденной атомной электростанции».
30 ноября 1986 года был успешно завершен комплекс мероприятий по реализации первоочередных мер по минимизации последствий взрыва на 4-м энергоблоке ЧАЭС и подписан акт государственной комиссии о принятии на техническое обслуживание объекта «Укрытие».
Это стало возможным благодаря героическому подвигу обычных граждан своей страны, которые в смертельно опасных условиях достойно и честно выполнили свой гражданский и воинский долг.
Рыцари чернобыльского неба были первыми! Своим подвигом они доказали: человек сильнее атома!
…Их было более 600 тысяч. Военных и гражданских. Они - ветераны ядерной войны мирного времени, которая вошла в историю как Чернобыльская катастрофа.
Каков же главный урок Чернобыльской катастрофы? Его емко сформулировал в своем дневнике академик В.А. Легасов: «Все аварии в мире развиваются по одному сценарию: накапливаются мелкие погрешности, каждая из которых сама по себе не страшна. Но когда их становится много, очень много, создается критическая масса. Тогда и происходит катастрофа: на атомной станции, на борту самолета или в личной жизни одного человека...»
Справка о работе экипажей:
28 апреля выполнено 93 полета. Сброшено 151 тонна грузов (песка, глины, доломита, свинца, бора);
30 апреля выполнен 341 полет. Сброшено 1028 тонн грузов;
1 мая выполнено 437 полетов. Сброшено 1202 тонны грузов, к 11:00 удалось погасить горящее пятно внутри разрушенного реактора;
по системам учета работ ОАГ с 27 апреля по 6 мая выполнено 1927 полетов. Сброшено 4925 тонн грузов, из них 1800 т песка и глины, 2400 т свинца, 800 т доломита и 40 т карбида бора, что привело к полному погашению горючих элементов в зоне разрушения реактора.
По мере работы авиаторов уровни радиации над реактором снижались. К 5 мая - до 240 Р/час вечером и 140 Р/час утром. Впоследствии радиационная обстановка устойчиво стабилизировалась. На 6 мая температура воздуха над реактором была в пределах нормы.