Виталий Касько: В прокуратуре не должно быть борьбы за сферы влияния

Дело «бриллиантовых прокуроров» заставило общество по-иному взглянуть на борьбу с коррупцией. Люди поверили тандему Касько-Сакварелидзе, который, проявляя достаточно жесткую публичную позицию, убеждал, что сломать систему можно. Не меньший интерес вызвало и сообщение о том, что распределив полномочия между заместителями, Генеральный прокурор фактически сделал именно Виталия Касько главным по борьбе с коррупцией в стране.

Интриги добавил тот факт, что категория дел, которые должно расследовать управление, попавшее под его кураторство, это прерогатива Национального антикоррупционного бюро. Значит ли это, что как только НАБ заработает, а это случится уже осенью, управление можно расформировывать? Что на самом деле стоит за очередными кадровыми рокировками в ГПУ? На эти и другие вопросы в эксклюзивном интервью «Аналитической службе новостей» (АСН) ответил заместитель Генерального прокурора Украины Виталий Касько. 

— Виталий Викторович, вы в прокуратуре человек не новый. Работали и при Махницком, и при Яреме. Отвечали за международное направление и за вопросы санкций в отношении бывших чиновников. Но в СМИ стали появляться только после того, как эти руководители ушли в отставку. Почему так? Не давали нормально работать? Или не было результатов, о которых стоит говорить?

— В Генеральную прокуратуру я вернулся в середине мая прошлого года. С тех пор отвечал за несколько направлений, которые не всегда были интересными СМИ. Скажем, ювенальная юстиция, преступления несовершеннолетних. В средствах массовой информации об этом пишут мало. Курировал короткое время департамент надзора за соблюдением законов в пенитенциарной системе. Начали там серьезную работу, в частности задержание начальников колоний за пытки осужденных в нескольких областях. Но это направление от меня очень быстро забрали.

— Почему? Начали слишком резко?

— Не знаю, мне этого никто не объяснил. Более того, людей, которых туда отобрали во времена моего руководства, впоследствии недвусмысленно попросили перейти на другие направления работы. А там все осталось так, как и было раньше.

С начала этого года я стал заниматься представительством интересов государства в судах (гражданских, административных, хозяйственных). Это то направление, где результат полностью зависел от меня и моих подчиненных — от начала и до конца. А не от того, что делают заместители Генерального прокурора по другим направлениям. Я начинал судебный процесс, обеспечивая качественное представительство интересов государства во всех судебных инстанциях. И мы имели реальные результаты, возвращая государству разворованное имущество, земли, месторождения. Работа действительно шла.

На прошлой неделе узнал, что нашим контрольным управлением, мне оно, к слову, не подчиняется, это направление было признано лучшим в этом году в Генпрокуратуре. Но во время последнего перераспределения обязанностей у меня его забрали.

Но обычно приходилось заниматься направлениями, где результат зависел не только от меня. К примеру, международным, о котором вы упомянули. Здесь мы работали, скажем так, «на давальческом сырье» и наши результаты напрямую зависели от того, насколько качественным и результативным было следствие в соответствующих уголовных процессах...

— Почему расследование преступлений, связанных с чиновниками-беглецами, так долго не давало результатов, неужели политической воли, на которую так любят списывать неудачи, не хватало?

— Инициация внесения тех или иных лиц в списки происходила еще в марте — до моего прихода в Генеральную прокуратуру. Поэтому я столкнулся с тем, что подали, и общался с представителями Евросоюза, исходя из этого. Исправить эту ситуацию летом 2015 года было невозможно, ведь лица были определены и критерии были сформулированы в соответствующих решениях ЕС, они не подлежали корректировке, нравилось это украинской стороне или нет. Ведь это санкции ЕС и именно он, конечно, устанавливает условия их применения и правила выполнения. По критериям, озвученным ЕС, санкции были применены к тем лицам, в отношении которых было достаточно оснований для подозрений в хищении государственного имущества. Безусловно, международный департамент постоянно доводил это до сведения нашего следствия, но я никогда не управлял следствием и сделать работу вместо следствия не мог. Нашей задачей было объяснить, по каким критериям применены санкции и что необходимо сделать, чтобы они дальше существовали и не были отменены. А уже следствие должно предоставить имеющиеся у них доказательства, провести в случае необходимости те или иные углубленные расследования и достичь результата. Мы также были постоянным коммуникатором с соответствующими подразделениями ЕС, разъясняя наше законодательство, судебную практику, значение тех или иных процессуальных решений и тому подобное. Поэтому, на мой взгляд, международный департамент Генеральной прокуратуры сделал максимум. И именно поэтому санкции просуществовали год — несмотря на то, что следствие работало по-разному. Новые санкции применили повторно ко всем лицам, кроме четверых, при тех обстоятельствах, которые здесь сложились со следствием, это было победой.

— Что вы имеете в виду?

— Вы, наверное, знаете, что заместители Генерального прокурора, которые отвечали за следствие и процессуальное руководство в главном следственном управлении, постоянно менялись, почти каждые три-четыре месяца. Там было очень много кураторов: Баганец, Матиос, Герасимюк, Залиско, теперь Столярчук.

— С чем это связано?

— Сложно сказать. Но, как по мне, это — недобрый знак. Ведь только чтобы войти в курс дела, разобраться с нюансами и начать работать нормально, нужно время. Поэтому очень важно с самого начала определить людей, которые могли бы взять на себя ответственность, начать и закончить эти производства в отношении бывших чиновников.

Очевидно, нужно было создать отдельное подразделение, которое занималось бы только этой работой. Это должно было стать приоритетом. Я неоднократно советовал это сделать каждому новому Генпрокурору, такие же советы давали наши международные эксперты. На начальных этапах, и это было очень заметно, одни и те же подразделения занимались и текущей коррупцией в нынешней власти, и бывшими высокопоставленными лицами, и делами о массовых расстрелах на Майдане, и вообще очень странными делами, которые почему-то оказывались в производстве главного следственного управления ГПУ. Кроме того, дела бывших высокопоставленных лиц достаточно часто сильно связаны между собой, поэтому нужно было постоянное общение следственных групп между собой, обмен информацией и совместные планы по отдельным эпизодам, нужна была качественная координация со стороны руководства следователями. Если мое предложение создать международную следственную группу по делу о крушении самолета МН-17 было поддержано, и эта группа успешно работает, то аналогичные возможности по делам бывших высокопоставленных лиц следствием использованы не были.

— Санкции продлены до марта следующего года. Что дальше?

— В дальнейшем их вряд ли продлят, поскольку Евросоюз считает, что года-двух достаточно для страны с нормально организованным следствием для того, чтобы разобраться, чьи активы заморожены, проверить их происхождения и наложить арест в собственных уголовных процессах.

Сейчас большинство активов находятся под арестом именно благодаря административным санкциям ЕС. Хотя к этому времени мы должны получить соответствующие судебные решения, чтобы наложить аресты за рубежом в собственных уголовных процессах.

Сейчас большинство активов находятся под арестом именно благодаря административным санкциям ЕС. Хотя к этому времени мы должны получить соответствующие судебные решения, чтобы наложить аресты за рубежом в собственных уголовных процессах. Ведь только это может гарантировать, что после прекращения санкций ЕС средства в дальнейшем будут оставаться под арестом, а не вернутся обратно в карманы бывших чиновников.

— Неужели до сих пор не хватает доказательств?

— Прогресс, безусловно, есть. Некоторые дела уже направлены в суд в порядке заочного уголовного производства. Но много ли их, насколько полно они охватывают эпизоды возможной преступной деятельности чиновников, мне оценивать сложно. Думаю, что общество это оценит, когда дела попадут в суд. И общественность увидит, какие есть доказательства, о чем идет речь. О каких суммах, о каких категориях преступлений. Тогда можно будет давать оценку.

— Как специалист по международному праву скажите, насколько реально вообще вернуть эти средства?

— Это зависит от качества работы следователя по каждому конкретному делу и процессуального руководителя. Ведь на самом деле все гораздо сложнее, чем кажется. Есть общий порядок, который может сработать, а может и не сработать — в зависимости от того, какое законодательство в той стране, где арестованы средства. Например, в одних странах достаточно иметь приговор об общей конфискации имущества, независимо от того, преступным оно путем добыто или нет. А в других — для того чтобы конфисковать имущество — нужно доказать, что оно было добыто именно преступным путем. И доказать, каким образом. И это должно быть указано в приговоре украинского суда.
Если этого не будет, перспектива вернуть активы в странах, где существуют такие правила игры, гораздо меньше. Правда, можно прибегнуть к гражданскому иску о нелегальности таких средств, но без доказательств в украинском уголовном производстве, чтобы у соответствующего суда другой страны возникли хоть какие-то сомнения в легальности происхождения этих средств, тоже не обойтись. То есть, с какой стороны ни рассматривай проблему, все упирается в то, насколько качественно и профессионально проводилось расследование. Потому что расследования такого типа очень сложные. Здесь нужно смотреть на перспективу, понимать правила, действующие в других государствах.
Мы, как и раньше, готовы оказывать такую ​​помощь. Но надо, чтобы следствие хотело ее получить. Наши следователи могут работать с представителями британских правоохранительных органов, консультироваться со следователем, который владеет русским языком и специализируется на финансовых расследованиях. Представители ФБР готовы предоставить всю необходимую помощь, они здесь находятся постоянно. То есть остается только воспользоваться этой помощью — и все.

— Насколько в этом заинтересовано украинское следствие?

— По своим полномочиям я не имею доступа к материалам дел, которые расследуются. Поэтому даже не могу сказать, в какой части они что-то сделали. Вообще воспользовались ли этими советами.

Это все идет на откуп следователя и процессуального руководителя, а также заместителя Генпрокурора, который за это отвечает. То есть они несут полную ответственность за то, насколько качественно и своевременно было проведено расследование. Им за это платят деньги. Об этом говорится в их должностных обязанностях. И именно они должны объяснить обществу, получена ли такая помощь. Если нет, то почему она не была получена. Почему мы имеем именно такие результаты, а не другие. Я, честно говоря, пока не слышал публичного отчета людей, которые занимаются вопросами следствия.

— Странно все это выглядит... Как можно управлять межведомственной рабочей группой и не иметь возможности ознакомиться с материалами? Говорят, что эти дела были «подчищены». Это правда?

— Не могу ни подтвердить, ни опровергнуть эту информацию. Руководитель межведомственной рабочей группы — это лишь звучит громко. На самом деле эта должность не дает никаких процессуальных возможностей влиять на следствие или посмотреть положение вещей в уголовном производстве, организационно — мы приглашаем на каждое заседание группы представителя главного следственного управления ГПУ, однако, как правило, ничего хорошего от них не слышим.
 
— Когда в очередной раз были перераспределены обязанности между заместителями Генерального прокурора, вас назвали главным ответственным за борьбу с коррупцией. Фактически на сайте ГПУ так и написали. Как вам такая ответственность?

— По новому распределению мне передано управление по расследованию коррупционных преступлений, совершенных должностными лицами, занимающими особо ответственное положение. Его функции дублируют функции главного следственного управления. То есть те же дела может расследовать и главное следственное управление. Цель его создания мне определить пока сложно. Но обратите внимание на то, что следствием руководят прокуроры, которые подчиняются другому заместителю Генерального прокурора — Олегу Залиско.

Поэтому следователь из управления, занимающийся расследованием коррупционных преступлений, без согласия прокурора, который подчиняется Залиско, ни с ходатайством в суд не может обратиться, ни обвинительный акт направить. Фактически никакого существенного шага в уголовном производстве сделать без этого не сможет.

Поэтому за противодействие уголовно наказуемой коррупции высших должностных лиц и в дальнейшем отвечает в первую очередь заместитель Генерального прокурора Олег Залиско. Подразделение, которое я буду курировать, будет осуществлять следствие по этим делам под процессуальным контролем Залиско. Осуществлять процессуальное руководство в процессах о коррупционных преступлениях имеют право и заместители Генпрокурора Столярчук, Севрук и Матиос. Поэтому информация на сайте ГПУ о том, что якобы теперь Касько является ответственным за противодействие всей коррупции в Украине, просто не соответствует действительности.

Давайте посмотрим на ситуацию еще с такой стороны. Что является подследственностью этого подразделения? Это преступления коррупционеров-чиновников. Чья это подследственность по законодательству? Национального антикоррупционного бюро, которое, по словам его руководителя, должно заработать уже с первого октября. То есть наша работа на месяц? В чем смысл?

— Когда произошло распределение обязанностей, вы задавали этот вопрос?

— Распределение с заместителями традиционно не согласовывают. Генеральный прокурор сам определяет, кому что поручить. В соответствии с последним распределением представительство в судах у меня отобрали, как и связи с Верховной Радой, поддержание государственного обвинения в судах. А взамен дали управление антикоррупционных расследований.

Я не против. Дали направление — будем работать. Но надо как минимум людей назначить, ведь должности в подразделении вакантны.

— Как планируете делить дела с Сытником?

— Это априори невозможно. Если начинает работать НАБУ, то дела передаются туда, это их подследственность.

— Как прокомментируете заявления Соболева и Шабунина, которые утверждают, что Залиско — человек, который будет мешать вам работать? У вас с ним какой-то конфликт?

— У нас работа еще не началась. Залиско в отпуске. Поэтому говорить о том, что будет, пока рано. Не так легко в нынешних условиях, с существующим кадровым потенциалом и законодательными ограничениями о 5-летнем сроке стажа в прокуратуре, сформировать персонал управления. А говорить, кто будет работать в процессуальном руководстве и как они его будут осуществлять, мне кажется, преждевременным.

Он был одним из заместителей, которые руководили делами в отношении бывших чиновников. Он вел следствие, а Герасимюк — процессуальное руководство. Посмотрим.

— То есть пока конфликта нет?

— Я вообще неконфликтный человек. Например, у меня хорошо налаженные рабочие отношения с Давидом Сакварелидзе по делам против прокуроров. Потому что у него — следствие против прокуроров, а у меня — процессуальное руководство. По большому счету, я несу значительную долю ответственности за расследование этих преступлений. И если бы был другой заместитель куратором процессуального руководства, не знаю, как бы расследовались эти уголовные производства. У нас хорошо налажено рабочее сотрудничество, мы смотрим в одном направлении, и поэтому следствие идет в этих категориях дел нормально.

А чтобы оно шло и здесь, заместители Генпрокурора должны действовать в одном направлении. Я не могу сказать, как это будет. Должен поработать, посмотреть, затем дать свое заключение. Если мы будем смотреть в одном направлении, то следствие пойдет. Если в разных, оно будет заблокировано.

— Но вы лично на прошлой неделе в комментарии журналистам ссылались на какие-то проблемы...

— Если речь идет о комментарии РБК, то меня спросили, допускаю ли я какие-то проблемы. На что я ответил, что не могу ничего исключать. Не больше и не меньше.

— Вы упомянули господина Сакварелидзе, который недавно оказался в центре скандала, связанного с тестами. А были попытки повлиять на вас? Вряд ли ваше расследование прокуроров многим нравится...

 — По Сакварелидзе действительно провели какую-то странную проверку тестов для прокуроров, что вызвало негативную реакцию со стороны американских и европейских коллег. Вы, наверное, читали заявление Посольства США, которое прибегает к таким средствам в исключительных случаях.

— Кто эти люди, которые так не хотят, чтобы реформа состоялась?

— Закон о прокуратуре откладывали не раз. Сначала его принятие, затем вступление в силу. На самом деле закон прогрессивный, хотя не столь революционный, как мог бы быть. Очевидно, он меняет существующую систему координат. А она наверняка кому-то очень нравится. Возможно, это опасения потери контроля над какими-то процессами. Но сопротивление есть.

— Все же, есть попытки повлиять именно на вас? Возможно, со стороны Генпрокурора?

Были и остаются попытки повлиять на следователей Давида Сакварелидзе и наших процессуальных прокуроров на уровне некоторых заместителей, один из них уже не работает в ГПУ.

— Были и остаются попытки повлиять на следователей Давида Сакварелидзе и наших процессуальных прокуроров на уровне некоторых заместителей, один из них уже не работает в ГПУ. Два уголовных производства по нашим следователям и прокурорам будто бы были закрыты, по одному из них недавно снова начали работу некоторые работники главного следственного управления Генпрокуратуры, я знаю еще о двух уголовных производствах по надуманным основаниям, которые потихоньку ведутся. Приглашения наших сотрудников в управление внутренней безопасности для «разговоров» или проверок стали уже плохой традицией. В общем обстановка непростая.

— Публичное выяснение отношений и конфликты в ГПУ стали уже привычным явлением. Сначала конфликт Севрука и Сакварелидзе. Теперь вы с Залиско. Оправданы ли анонсированные предостережения, увидим в ближайшее время...

— Никаких публичных выяснений отношений с Залиско у меня не было, еще раз повторяю. В прокуратуре не должно быть борьбы за какие-то сферы влияния. Ее руководство должно быть единой командой с общими взглядами. Я не говорю о взглядах на мелкие юридические проблемы. Речь идет о мировосприятии. Куда движемся, как должны менять прокуратуру. Конечно, юристы на многие вещи смотрят по-разному. Я уважаю взгляды коллег. И если нет единого взгляда на то, какой должна быть прокуратура и как следует менять ее работу в соответствии с потребностями общества, это уже проблема.
Понятно, что прокуратуру надо серьезно менять. Когда все с этим согласятся и будут готовы идти в этом направлении, думаю, проблема будет решена.

— Сейчас много говорят об отставке Генерального прокурора. Народные депутаты собирают подписи. Называют несколько кандидатур, в том числе и вас. Если бы вам предложили возглавить Генеральную прокуратуру, согласились бы?

— Нет, не согласился.

— Почему?

Из прокуратуры я уходил  дважды и уйду в третий раз, когда пойму, что взгляды, созвучные моим, не поддерживаются.

— Ни Сакварелидзе, ни Касько не претендуют на какие-то должности. Из прокуратуры я уходил  дважды и уйду в третий раз, когда пойму, что взгляды, созвучные моим, не поддерживаются.

Когда окончательно скажут, что реформа проводиться не будет или она будет чем-то вроде тех, которые проводились в советское время, то что-то буду решать. Но пока есть надежда, что прокуратуру действительно реформируют, буду оставаться здесь.

— Если ГПУ возглавит Сакварелидзе, готовы с ним работать?

— Мои взгляды созвучны с взглядами Сакварелидзе. Они отличаются лишь в отдельных позициях, не слишком принципиальных. Я ему об этом откровенно говорю. Он прислушивается, иногда я согласен с его позицией. В этом плане мы не противоречим друг другу.

— А как же тот солдат, который не хочет быть генералом?

— Кстати, генералом быть я не хотел, об этом указе узнал случайно. Всегда придерживался мнения, что прокуратура не должна быть военизированной структурой. Не нужно этих рангов.

— Возможно, как в Европе, стоит перевести прокуратуру в подчинение Министерству юстиции?

— Польша когда-то попыталась пойти по этому пути, но все закончилось разъединением. Прокуратура, по моему мнению, не должна быть частью исполнительной власти. Она должна сохранять независимость.

— Недавно вы презентовали законопроект о создании в Украине агентства, которое занималось бы поиском и возвращением активов, полученных преступным путем. Дел бывших высокопоставленных лиц это касается?

— Хотел бы сразу уточнить. Агентство не будет отвечать за возврат активов. Оно будет работать как сервисная служба, которая имеет две функции. Первая — это розыск активов. К тому же не по собственной инициативе. А по обращению органов, противодействующих коррупции. Вроде агентства при Кабмине, которое будет проверять декларации чиновников.

По собственной инициативе он не действует. Рассматривая запрос, предоставляет информацию. В этом агентстве будут собраны все электронные базы данных. Следователю достаточно обратиться туда с запросом, и он в течение трех суток получает информацию об активах того или иного человека.

Кроме того, такое агентство, сотрудничая с коллегами из других стран, значительно упростит работу следствия в случаях, когда нужно узнать об активах, которые находятся за рубежом. Они могут в порядке сотрудничества, а не правовой помощи, на электронную почту или по факсу отправить запрос и быстро получить информацию, которую передать следствию.

Вторая функция — управление активами. Те активы, которые арестованы или ожидают ареста, сейчас ответственность следователя. Вы видите по примеру Межигорья, какая это проблема. Следователь не может заниматься вопросами, кто будет кормить страусов, сдавать в аренду помещения, следить за хозяйством. Государство на этом теряет.

А так будет специализированное агентство, которое будет прозрачно определять, что с этим всем делать. Лучше сдать в аренду или использовать как музей и брать за это деньги. На определенных этапах оно будет заниматься реализацией имущества. Например, имущество, которое теряет свою стоимость. За границей всюду автомобили, которые арестованы по уголовным делам, сразу продают. Потому что они с каждым годом дешевеют.

— Если автомобиль сразу продали, а приговор суда будет оправдательным?

— Тогда владельцу возвращается стоимость на момент продажи. Он в таком случае средств не теряет. Так же действуют и с компьютерной техникой. Представьте, сколько будет стоить через несколько лет дорогой сейчас девайс. Они очень быстро теряют стоимость.
 
— С нашей системой правоохранительных органов и правосудием это может обернуться чем угодно. Следствие априори будет заинтересовано в том, чтобы давить на подозреваемых, пытаясь оправдать реализацию активов. А где будут храниться деньги, вырученные от продажи? Ситуация с банками в нашей стране, мягко говоря, оставляет желать лучшего.

— Все арестованные в ходе расследования счета должны быть переданы на счет этого агентства в государственный банк. И проценты за пребывание таких средств зачисляются в государственный бюджет. Это опыт Франции, где такое агентство давно уже в разы, а то и сотни раз перекрывает затраты на его существование. Оно дает государству прибыль.
 
— Сколько будет стоить Украине такое агентство?

— Во Франции оно финансировалось из бюджета полтора года. А затем отработало затраченные на него средства. Теперь зарабатывает на свое функционирование, а остальное идет в государственный бюджет.

Сейчас в Украине находятся миллиардные средства, арестованные по уголовным производствам. Достаточно их передать этому агентству для того, чтобы оно заработало по французскому механизму. И оно сразу оправдает себя. Кстати, создание агентства — не прихоть авторов законопроекта. Это одно из требований по либерализации безвизового режима со странами ЕС.

— Сколько там должно работать людей, чтобы оно стало эффективным?

— По замыслу авторов, — до сотни человек, в том числе и территориальные подразделения. Во Франции, чей опыт очень полезен, на конкурсной основе отбирается определенная часть специалистов, а остальные — отправляются из других органов. Например, два представителя от прокуратуры, другие — от таможни, кто-то от налоговой. Обычно тех, кто имеет необходимый опыт для работы агентства. Здесь главное, чтобы граждане не подумали, что специалисты агентства будут бегать, искать чьи-то активы.

— Давайте вернемся к настоящему. В обществе идет обсуждение дела «бриллиантовых прокуроров». На ваш взгляд, оно имеет судебную перспективу с учетом последних заявлений защиты?

— Мы не даем его развалить. Сейчас делаем все возможное, чтобы оно дошло до суда, и я лично вижу хорошую перспективу.

— Какие еще дела по прокурорам открыты в последнее время?

— Уголовное производство по подозрению в получении взятки в размере трех тысяч долларов прокурором прокуратуры одного из районов Львовской области. Еще один прокурор, который работал в прокуратуре Киевской области, подозревается в торговле наркотиками и фальшивыми деньгами. Иностранной валютой.

Полтавская область — тоже взятка. Есть на выходе несколько уголовных производств, о которых обязательно в ближайшее время сообщу. То есть работа продолжается, учитывая то количество следователей и прокуроров, которые есть в нашем распоряжении.

Недавно нас посетил представитель генеральной инспекции департамента юстиции США, которая расследует дела в отношении сотрудников ФБР, прокуроров. Американцы пришли к выводу, что в тех условиях, которые создали нашей генеральной инспекции, они бы работать не смогли. К примеру, для них просто дико, что подразделение внутренней безопасности не входит в состав генеральной инспекции, а проводит расследование в отношении наших работников. Поэтому специалисты из Америки предоставили письменно свои экспертные выводы относительно того, что нужно изменить. Но вопрос в том, будет ли что-то изменено.

— Сколько работает людей у ​​нас?

— Семь следователей и трое процессуальных руководителей.

— Все эти случаи с прокурорами, которые на работе хранят бриллианты, деньги, наркотики, в целом это дико...

— А огнестрельное оружие без разрешения?

— Как они это объясняют?

— Объясняют, что купили в магазине и не знали, что оружие огнестрельное.

— Есть проблемы и в сфере борьбы с коррупцией. К примеру, руководитель Луганской гражданско-военной администрации Георгий Тука в интервью АСН рассказал, что контрабанду в зоне АТО «крышуют» чиновники из Минобороны и МВД. И что эту информацию он передал в ГПУ. Проводят ли по этому факту какую-то проверку?

— Это компетенция другого заместителя Генерального прокурора, Матиоса. И это еще раз подтверждает тот факт, что вопрос борьбы с коррупцией распылен. Поэтому говорить, что он сосредоточен у одного заместителя Генпрокурора, нет никаких правовых оснований. Все в этой сфере имеют определенные функции.